Подлинной, сказали мы, но это вовсе не значит жизни без чудес, наоборот! Если мировосприятие подростка не тускнеет и не скучнеет, если он, как на самом деле ему и положено, видит окружающий — и не только окружающий — мир свежим и обостренным взглядом, то он и осознает жизнь как чудо и как обещание чудес.
Положим, к детской наивности и простодушию возврата нет, как и для человечества нет возврата к тому античному времени, искусство которого Карл Маркс считал «нормой и недосягаемым образцом». Но возврата и не нужно: чем больше в человеке настоящей «взрослости», тем ему легче с детьми, тем ему понятнее — на новом уровне — та правда, которую он сам ребенком видел в волшебных сказках. Ведь сказки сочиняют взрослые — и совсем не только для детей, хотя для них, разумеется, в первую очередь.
Распознавать сказочное и фантастическое в действительности, открывать действительность сказки, реальность фантастики — давняя задача литературы. Она осуществляется в разных формах: порой очертания волшебной сказки едваедва различимы за повествованием о реальных людях и реальных обстоятельствах, а иной раз — как, например, у Чарльза Диккенса и Р. — Л. Стивенсона, Германа Мелвилла и Н. Готорна, Бальзака и Гоголя — этот скрытый контур проступает довольно отчетливо. В наше время тайное, древнее родство литературы и сказки сплошь и рядом становится явным, принимает характер нарочитого сближения; и не случайно именно в наше время написана замечательная и. уникальная сказочная эпопея Дж. Р. Р. Толкиена (1892 — 1973), первую летопись которой вы только что дочитали.
И не случайно автор ее — английский писатель. Фантастическая струя всегда была очень сильна в английской литературе, отнюдь не в ущерб ее жизненности и правдивости. Фантастическим, вымышленным путешествием, заведомой «небывальщиной» была «Утопия» (в переводе с греческого — «Нигдения») Томаса Мора, что не помешало ей определить жизненную программу — борьбу за справедливое переустройство общества — многих поколений революционеров. Фантастичны две великие поэмы Джона Мильтона — «Потерянный рай» и «Возвращенный рай»; проникнута сказочной фантастикой последняя драма Шекспира «Буря»; фантастика скрепляет четырехъярусное строение «Путешествии Гулливера» — Джонатана Свифта.
Ближе к нашему времени стоит еще один знаменитый англичанин–фантаст, описавший для дочери друга два ее сказочных странствия, понять которые во всей их прелести и значительности может только взрослый читатель, не в обиду детям будь сказано. И «Алиса в стране чудес», и «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла — книги на всю жизнь, детские книги, в полной мере принадлежащие серьезной, большой литературе, потому что они не уводят от действительности, а ведут к ней, к пониманию ее чудесной подосновы: через сказку, через игру.
Описание этой подосновы в научных понятиях, терминах, формулах не делает ее менее чудесной — недаром великий Альберт Эйнштейн говорил, что всякий настоящий ученый в душе сказочник. Но возможно иное описание: в образах сказки и мифа, образах народнопоэтического творчества — золотого фонда коллективного воображения человечества, первичного осознания жизни, которое не отменяется, а обогащается историческим опытом, сопутствует ему. Образы эти лживыми не бывают — ложным может быть лишь их буквальное, огрубленное и примитивное понимание. Народность — высшая оценка литературы, и возвышенно звучат в применении к современному художественному произведению слова «былина», «сага», «сказание», «легенда», «эпос», «притча». А ведь все. это — близкая родня богатырской волшебной сказки, обогащенной памятью истории.
Вымысел непременно присутствует во всяком художественном произведении; больше того — вымысел–то и делает его художественным, сообщает ему ту емкость, благодаря которой изображение отдельного, неповторимого факта становится многозначным, включает в себя сотни и тысячи подобных фактов и даже предвосхищает, предуказывает будущие. И когда вымысел спаян с образами, знакомыми и близкими каждому читателю или зрителю, он может стать еще ёмче: недаром в живописи всегда так ценились и ценятся канонические сюжеты. С литературой сложнее, но, и здесь, скажем, Тиль Уленшпигель Шарля де Костера — героико–патриотическое переосмысление давнишнего героя народных побасенок: отсюда особая действенность этого образа.
Словом, новизна совершенно необходима, однако новаторство всегда есть продолжение традиции, и попытка продолжить традиции, обновить образы народнопоэтического творчества, приурочить их к нынешнему дню всегда достойна уважения и интереса. Если же эта попытка удается, в литературе происходит большое событие.
Таким событием и стала сказочно–героическая эпопея Дж. Р. Р. Толкиена «Властелин Колец». Само по себе читательское признание еще не может служить решающим доказательством ценности и содержательности книги, но кое о чем оно говорит. Эпопея вышла в 1954 — 1955 гг.; к 1968 году в англоязычном мире ее прочли более пятидесяти миллионов человек. Сейчас это число приближается к ста миллионам; и к тому же она переведена на четырнадцать языков. Так что вы, можно сказать, познакомились с самой популярной из опубликованных на английском языке после второй мировой войны книг.
Заслужена ли эта популярность или просто раздута? Что ее вызывает и обеспечивает? На эти вопросы каждый читатель любого возраста так или иначе уже ответил сам; но чтобы сделать ответ полновесней, познакомимся с автором книги и окинем ее прощальным взглядом, — впрочем, надо думать, вы к ней еще вернетесь. Как всякое подлинное создание литературы, «Властелин Колец» — книга–спутник, и однократное ее прочтение лишь открывает знакомство с нею.
Долгая жизнь Джона Рональда Руэла Толкиена началась в Южной Африке, в семистах пятидесяти километрах к северо–востоку от Кейптауна, в 1892 .году. Впечатления раннего детства — суровый южноафриканский вельд — степь, — пышные оазисы, непонятный, чуждый и захватывающе интересный быт исконных черных обитателей тамошнего края (его на несколько дней «похитил» слуга–негр — показать золотоволосого белого малыша родной деревне) - прочно улеглись в памяти будущего писателя. Трех лет от роду мать увезла его в Англию; через год умер отец, а в двенадцать лет мальчик стал круглым сиротой. Позаботились родные: окончив школу в Бирмингеме и обнаружив незаурядные способности к языкам, он поступил в Оксфордский университет. Шестнадцатилетним юношей он влюбился в первый и последний раз в жизни, а впоследствии женился на своей избраннице и прожил с нею до конца ее дней: она умерла годом раньше него.
