Позади зашуршали шаги. Еще не успев повернуться. Тибор определил: идет одна из женщин, Морская Госпожа.
Она неуклюже спустилась на отмель, остановилась рядом. Небольшая и округлая, как сдобная булка. Запах моря, от которого ей теперь вовек не избавиться, едва пробивался сквозь модные в Эонхо цветочные благовония.
– Позволь спросить, господин Тибор, знаешь ли ты, что для Кевриса будет самое главное?
Вопрос его озадачил. Просто и изящно. Не каждому удавалось вот так с ходу поставить его в тупик.
– Думаю, об этом лучше справиться у самого Кевриса, сударыня.
– Так сам он как есть не знает, ничегошеньки не говорит, а мне же надобно успеть самое главное для него сделать! – жалобно объяснила Лиузама.
Волосы цвета слоновой кости плащом стекали по плечам. Слегка запрокинутое лицо белело, словно плывущая в воде кувшинка. Желание вспыхнуло внезапно, с такой силой, что на миг дыхание перехватило.
А она, помолчав, добавила:
– Очень я благодарствую тебе за то, что пожалел и не стал губить моего братика младшего. Есть у меня золото и всякие другие подводные сокровища, проси чего хочешь.
Тибор ухмыльнулся:
– Так я ведь и попрошу, чего хочу…
– Ну так и попроси, кто ж тебе откажет, – застенчиво прошептала Лиузама, сделав утиный шажок ему навстречу.
Заварушка будет не сегодня, и за кустами тамарикса их на этой отмели никто не увидит.
Для шпионской вылазки Венуста превратилась в юную колдунью из Йефта, Гаян – в ее телохранителя, Рен – в служанку ругардийского происхождения. В кладовой нашлось все для маскарада, а кто-то еще спрашивал, зачем она натащила туда столько барахла!
Знатные йефтянки золотят брови, а губы красят черной помадой, чтобы жемчужная белизна зубов не вызывала сомнений. Кожа у них цвета бронзы, но эту проблему Венуста решила, поколдовав с притираниями. Гаян сбрил бороду, сохранив усы, и стал вдвое смуглее прежнего, как подгоревшая лепешка. Ренарне, чтобы никто ее не признал, достаточно избавиться от оружия и сменить штаны на юбку – зрелище будет настолько невероятное, что никому и в голову не придет… Впрочем, это Венуста попыталась съехидничать. Кроме мешковатого коричневого платья с морковным орнаментом-оберегом на вороте и по краю широких рукавов, Рен надела полагающийся рабыне кожаный ошейник с железной пряжкой, а волосы, брови и ресницы выкрасила в тусклый соломенный цвет – нестойкая краска потом смоется за один раз. Челку зачесали назад, вдобавок воительница смазала лицо зельем, чтобы кожа покрылась морщинами. Верная пожилая прислуга сопровождает сумасбродную госпожу, которой втемяшилось в голову совершить паломничество к руинам Марнейи. В последнем тоже нет ничего удивительного, многие из молодых магов этим увлекаются.
По просьбе Лиум обитатели Ибды украли в Орраде глюзу – новенькую, ярко раскрашенную, с балдахином на резных столбиках и четырьмя прикованными гребцами в придачу. Те были перепуганы до полусмерти, но Лиузама посулила им щедрую плату за службу. Все они носили рабские ошейники, а тут подвернулась возможность дать ходу, перед тем получив по дюжине золотых монет.
Пришлось подновить чары, защищающие Гаяна от морской болезни, но это минутное дело.
– Последний штрих, – утомленно вздохнула Венуста, издерганная непрерывными размышлениями о насущных проблемах. – Нам понадобится какое-нибудь милое ручное животное, в Йефре у благородных дам такая повальная мода. Во-первых, это усилит правдоподобие, во-вторых, возня с четвероногим питомцем отвлечет на себя часть внимания окружающих, что будет немаловажно, если встретим знакомых.
– Ящерицу изловим! – радостно выпалил один из троллей. – Или змеюку, их тут завались ползает.
– Спасибо, не то.
– А хочете, я прикажу в речке этого поймать… как его… крокодабла или крокозубла? – предложила Лиум. – Только пасть евонную завяжем, а то зубищ дополна и все острые.
– Только змеюки или крокозубла мне не хватало, – с уксусом в голосе процедила чародейка. – Требуется что-нибудь миленькое, пушистое, на худой конец песчаный хорек.
– Так у нас еще и собачка есть, – напомнила Рен. – Миленькая и пушистая, кто бы спорил, и ей тоже можно пасть завязать.
– Зачем? – тявкнул Пушок.
– Чтобы чего не ляпнул. Рис, отпустишь его с нами в город?
– Ага, можно, – согласился Рис.
– Только предупреди его, чтобы не болтал лишнего, – строго сказала Венуста. – Говорящая собака – это трогательное чудо, при условии, что она умилительно рассказывает о своей привязанности к хозяевам или произносит заученные наизусть мудрые изречения, а это безобразие несет всякую чушь. К тому же по-ругардийски, а мы, согласно легенде, прибыли из Йефта.
– А я могу по-каковски угодно, правда-правда! – заверил Пушок – и выдал то же самое еще на десятке языков, включая йефтянский. – Слыхали? И мудрую сказку могу рассказать, с моралью, где добро торжествует, а моржи посрамлены.
– Вот про моржей не надо, – решила Рен. – Этого здесь не поймут, потому что в глаза их не видели. И вообще будешь помалкивать, понял?
– Ну, хоть несколько словечек, а? О победе истинной добродетели над моржами…
– Дались тебе эти моржи, чего ты к ним прицепился?
– Не люблю их. Дразнятся.
– Забудь о них, усвоил? Мы идем на разведку, и ты нужен для прикрытия. Побудешь славненькой комнатной собачкой – очень нам всем поможешь, так что держи язык за зубами.
– Как велишь, сестрица хозяина.
– Рен, контролировать его будешь ты, – сказала Венуста. – Во-первых, так полагается, за левреткой госпожи присматривает доверенная прислуга, во-вторых, тебя он слушается.
– А чего она все время считает вслух? – Пушок издал звук, напоминающий хихиканье. – Во-первых, во-вторых, в-третьих… Умора, ага?
Ренарна схватила его за шкирку и встряхнула. Поделом, а то Венуста не нашлась, что ответить этой нахальной мохнатой козявке.
– Не обижай песика-то нашего, – неодобрительно протянула Морская Госпожа. – Он, чай, маленький, а ты большая, и руки у тебя мужицкие, враз шею свернешь.
– Ничего ему не сделается, – бросила Рен.
Лиум ревновала к ней Кевриса – смешно и наивно, по-детски: это же ее брат, потерявшийся и наконец-то найденный, и тут нá тебе, объявилась еще одна самозваная сестра, с которой они, видишь ли, побратались! Ладно бы полюбовница, это Лиузама еще смогла бы принять, а то ведь у них какие-то странные, особенные отношения, недоступные для всех остальных. Что остается, если не выплескивать кипящую обиду, цепляясь за каждый мало-мальский повод?
Венусту отношения Рен и Риса тоже тревожили, хотя и по-другому. Как будто смотришь в водоворот. Как будто при этом ускользает что-то крайне важное, но еще немножко – и она догадается, в чем дело. Или как будто среди сонмища нужных и ненужных вещей рассыпано несколько фрагментов одного целого, которые надо найти и сложить вместе, да только она не представляет ни как они выглядят, ни где их искать. Если с этим справиться, она бы поняла насчет Риса и Рен что-то существенное… Однако необходимые детали тонут в общей неразберихе. Хаос, будь он неладен. Боги, создававшие Сонхи, могли бы внести в свое творение побольше упорядоченности и выверенной гармонии, но разве мнения Венусты кто-то спрашивал?
