Бандит улыбнулся, сплюнув на землю. Отчего вызвал у меня желание ударить себя по лицу. Приходилось терпеть.
— Это правда, за принципы иногда умирают, — кивнул парень. — А иногда убивают.
Я доедал хлеб и не мешал ему тешить свое самолюбие потугами на глубокую философию.
— Я слышал, ты устроился на оружейный завод. Хорошее место, почему не там?
Поморщился:
— У завода новое руководство.
— Да? Расскажи, — попросил он подобравшись.
Впрочем, тон был такой, что попробуй я отказать, имел бы все шансы познакомиться с кулаками и кастетами его парней. А потому я вкратце пересказал произошедшее, даже не пытаясь умалчивать всякие интересные детали, вроде той девчонки. Однако парня интересовал только сам факт, или он сделал вид, что аристократы и их поведение его не волнуют.
— Вот сволочи, — Пьер всерьез разозлился. Последовавшее следом пояснение тут же открыло причину такой реакции: — Мой брат также работы лишился. Уроды, лезут со своими родовыми законами, не понимая, что обрекают людей. И это я еще молчу про последние увольнения.
В другой ситуации я бы всерьез заинтересовался новой информации. Сейчас же из-за голода мое любопытство шевельнулось совсем слабо:
— А что не так?
Пьер пожал плечами:
— Да кто их знает. Какой-то конфликт с торговыми партнерами. Я не настолько хорошо в этом разбираюсь...
Вот поэтому Пьер и останется здесь надолго, возможно, до конца жизни. Окружающим миром нужно интересоваться. Особенно причинами окружающих тебя событий, чтобы уметь предсказывать последствия своих действий и действий окружающих. В идеале. С моего дна вообще ничего не видать.
Хлеб почти закончился. Мне потребовалось усилие воли, чтобы отложить большой кусок для парней. Этот жест не укрылся от бандита.
— Дайте ему еще.
— А ты сегодня щедрый, — протянул я, но от еды не отказался.
— Вовсе нет. Просто от измученного голодом работника очень мало толка, и пара булочек меня не разорят. А вот тебе не стоит так легко делиться тем, что заработал конкретно ты.
Я доел остатки первой булки, спрятав в кармане вторую. Что бы он там ни говорил, а с парнями я поделюсь. Им физические силы потребуются ничуть не меньше, чем мне.
— Выполнишь простое поручение для начала, — не дождавшись моего ответа, продолжил Пьер. — ничего сложного: взял, что покажут, принес, куда укажут, отдал кому следует.
Банальная курьерская миссия. Я дернул скулой:
— Проверка. Я понял.
Он нахмурился:
— Если думаешь, что показал себя очень умным, то напрасно. Все знают, что это проверка. Незачем это озвучивать.
Я криво ухмыльнулся:
— А если все знают, то зачем скрывать?
— А затем, что под «все» подразумевается: все, кто имеет мозги. Проверка хорошо отсеивает идиотов, — он вздохнул, закатив глаза. — Вот иногда ты вроде умный, а порой наивный до омерзения.
Пожал плечами:
— Может, и наивный. А может, не трачу время на ерунду. Сейчас я спрошу, куда подойти. Но ты мне не ответишь, потому что ты как бы не при делах. Чистый. Ты просто знакомишь одних людей с другими людьми, и все. Хотя каждая собака в округе знает, кто ты такой. Ты делаешь вид, что не нарушаешь закон. А вот те парни из гарнизона делают вид, что верят, что ты не нарушаешь закон.
Он кивнул:
— Грубо, но так это работает.
Грубо? Это он еще самого интересного не слышал. Я поднялся, обведя всех их взглядом:
— Поздравляю, вы все — клоуны в цирке. А теперь подумай, кто на вас смотрит? Кто зритель в этом тупом представлении? И кто этим представлением руководит?
Парни нахмурились, а Пьер поиграл желваками:
— Не забывайся. Потому что я могу перестать «делать вид», и мои приятели отпинают тебя до полусмерти. А парни из гарнизона так и будут «делать вид», что ничего не происходит. Сейчас тебя оправдывает то, что от голода головушка бобо. Но больше чтобы я подобного не слышал.
Я улыбнулся:
— Куда мне подойти за грузом?
Пьер дернулся. Просто клоун, продолжающий играть свою роль. Гребаный спектакль. Он раб своей роли. Он не может отойти ни на шаг от сценария. Опутанный с ног до головы неписаными правилами, понятиями и прочей ерундой. Да, я — голодный нищий ребенок. И вся моя свобода — свобода сдохнуть в ближайшей подворотне. Но как же все это иронично. И как опротивело.
— Я не при делах, Като. Тебе все скажут другие. Проваливай, — кисло ответил он под моей улыбкой.
Вернувшись к парням, я отдал им припрятанный кусок хлеба. На их вопросительные моськи лишь ободряюще улыбнулся:
— Не кипишуйте, все нормально будет. Перебьемся пока этим. Плохое дело, сам знаю, но есть что-то нужно.
Дерьмовое оправдание, если откровенно. Преступность — липкая жижа, в которую очень легко вляпаться и очень сложно потом отмыться. Все, что я могу сделать — не вмешивать в это остальных. Сам себе кажусь героем второсортного боевика, в котором главный герой, благородный парень, вынужденный заниматься преступностью, ограждает своих близких от этой заразы. Только, боюсь, не смогу я в одно лицо вынести всю местную «мафию». Куда быстрее меня вынесут.
Я все еще голоден. Хлеб лишь слегка притупил это чувство, но не более.
К нам подошел подросток, обычный, каких полно на улицах. Ничего не говоря он сунул мне в руки тряпичный сверток и свернутую записку, тут же побежав дальше. Я кивнул парням:
— Идите домой.
— Но...
— Никаких «но». Это просто проверка. Когда будет что-то важное — я вас позову. Идите.
Подождав, пока они отойдут подальше, я открыл записку. Адрес и короткое описание человека. Точнее, всего одна примечательная деталь. Открывать сверток даже не подумаю, мне без разницы, что там лежит. Не тяжело и ладно.
Я вышел на улицу и побрел в сторону места, указанного в записке. Намного позднее я буду вспоминать эти дни. Вспоминать и думать, можно ли было что-то изменить. Была ли у меня вообще возможность не дать произойти тому, что произошло. Ответа я так и не найду.
Прошел я всего один квартал, когда дорогу мне преградил Теренс в компании каких-то парней. И, конечно же, они закрыли мне путь.
— Като, — мрачный Теренс вышел вперед.
Я вздохнул:
