— Выйди на «бис». — Отрезала она холодным голосом.
— Мне нужно к ней, — Ника бросила рассеянный взгляд на букет бордовых пионов в своих руках. Цветы были пышными, на самом пике своей зрелости и источали дурманящий аромат. Такие точно не простоят дольше пары дней.
Только Ника знала, как утешить Эли, когда у той случались эти припадки отчаянья. Если поспешит прямо сейчас, то может успеть развернуть этот поезд, несущийся в бездну мрака. В противном случае, та опять закроется, даже от неё, и будет пить вино всю ночь. В последнее время Эльпис всё чаще пила, впадая в оцепенение. У них было много концертов за последний месяц, выступали почти каждый вечер. Кажется, Эли просто не справлялась с обрушившейся на неё ношей.
Леда остановила её, загородив проход рукой.
— Она уже своё спела. Твоя очередь.
Ника глянула на кипящую толпу фанатов из-за занавеса. Расходиться они точно не собирались.
— Они хотят её, а не меня. Вы же знаете.
— Они хотят Эльпинику. — Леда оставалась непреклонной. — Одна из вас сдулась. Ты нужна именно для таких случаев.
Эльпиника была особенным проектом для агентства «Оморфия». На расцвете своей карьеры они действительно выступали вдвоём в мелких харибдских барах, но когда в один из вечеров их заметил Пигмалион, то предложил контракт только Эльпис.
Пигмалион владел «Оморфией», компанией, отбиравшей лучших музыкантов и певцов для того, чтобы превращать их в муз — любимцев публики по всей Ойкумене. Для большинства исполнителей это был единственный способ прославиться и разбогатеть, ведь только «Оморфии» позволялось организовывать крупные концерты и проводить турне. На радио опять же, государство допускало только тех, кто сотрудничал с «Оморфией». Пигмалион, вне всяких сомнений, был на короткой ноге с самыми высшими чинами Ойкумены, если и сам не относился к ним. Ника всегда знала, что он был больше, чем просто продюсером. К его мнению прислушивались, с ним всегда считались, что ещё показательней — его боялись, притом все.
Как раз Пигмалион и был одним из тех, кто рискнул погнаться за сердцем Эльпис. Очарованный её безусловным талантом, красотой и дерзким нравом, он хотел превратить её в главную звезду харибдской сцены. Ника никогда его не интересовала, и девушка была честна перед собой — на месте Пигмалиона, да и вообще кого угодно, она бы тоже предпочла Эли, а не себя. Кому нужна серая мышь, невзрачная тень, если можно выбрать само божественное создание? Вот только директор «Оморфии» не знал тогда, что его богиня уже дала обет любви и преданности другому существу, той самой неброской мыши. Они никогда не планировали скреплять свой союз законным браком, да и это было невозможным на территории Ойкумены с её консервативными законами. Девушкам было достаточно просто иметь возможность провести свои жизни бок о бок, разделяя не только сцену, но и кровать.
Эльпис не предала её тогда, даже получив возможность добиться всего, о чём она мечтала. Она наотрез отказалась выступать без Ники, обосновав это тем, что они пишут музыку и стихи вместе. Была и ещё одна немаловажная деталь. Эльпис и Ника были невероятно похожи внешне, почти как сёстры-близняшки. Природа и судьба сыграли с ними невозможную шутку. Они наделили двух людей совершенно разыми характерами и одинаковой внешностью, а потом заставили их встретиться в жизни. О своей схожести они догадались не сразу, Эльпис любила прихорашиваться, подчёркивая и украшая свою и без того сногсшибательную красоту, в то время как Ника намеренно носила тогда мешковатые вещи, прятала лицо за ненужными ей очками. Если бы не Эльпис, она так и осталась бы синим чулком, прозябающей свою молодость неудачницей.
Это она превратила Нику в себя. Как истинное божество, приблизила к своему образу и подобию. Перекрасила волосы в светлый цвет, подобрала одежду, научила наносить макияж. С небольшими манипуляциями, их двоих действительно было невозможно отличить малознакомому человеку. Для сцены, конечно, приходилось использовать более сложный грим, скрывающий черты лица. Это открывало дорогу к массе интересных ходов во время выступлений. Иногда Эльпиника исчезала в одной точке сцены и тут же появлялась в другой, повергая публику в восторг. В свои концерты они вносили очень много театральных приёмов, создавая настоящее шоу для зрителей. В тёмные времена, когда Эльпис простужалась, или, что случалось чаще — впадала в депрессию, Ника подменяла её уже в роли дублёрши. Перед любым концертом им всегда подбирали одинаковый макияж, причёску и костюм, даже если выступала одна Эльпис, а Ника оставалась за кулисами до конца. «Оморфия» вскоре поняла, что им действительно не обойтись без обеих девушек, они слишком дополняли друг друга, да и по контракту, платили им, как одному единственному солисту. Все деньги и славу получала Эльпиника — муза, которую они сложили из себя двоих. Прямо как андрогины-перволюди. Цельная, самодостаточная, бесконечно прекрасная.
Ника слишком хорошо понимала своё место в этом совместном проекте. Одной ей не нужна была ни слава, ни даже деньги, она не любила стоять на сцене перед толпой голодных до зрелищ людей. Мать отдала её в музыкальную академию в пригороде Харибды, надеясь, что она навсегда сгниёт в местной филармонии. Так бы и случилось, Ника была бы даже рада такому исходу. Она бы предпочла на всю жизнь остаться второй арфой в оркестровой яме, лишь бы у неё была музыка. Ника не имела никаких амбиций. Так всегда говорили её учителя и ругали за это. «Музыкант должен гореть!» — твердила её учительница по фортепиано. Ника не умела гореть, просто по своему складу ума. Она могла высиживать бесконечные часы, оттачивая мастерство, но инструмент требовал не только отдачи времени, но и души. Клавишные она забросила давно, они не терпели её механичности, зато подчинила себе арфу. Нике в общем-то было не так важно на чём играть. Просто музыка долгое время была единственным способом расслабить её и унести с собой в какой-то другой, лучший мир.
Набрав полную грудь воздуха, она вышла на сцену. Вой толпы мгновенно оглушил, раскатившись по всему концертному залу. Тысячи людей громко скандировали имя своей любимой музы.
Не моё имя.
Обманка, которую они придумали с Эльпис, всегда помогала ей справиться с боязнью сцены. Ника представляла, что покидает своё тело, под силой музыки превращается в кого-то иного, в лучшую форму человеческого существа. За её спиной вырастали широкие серые крылья. Она перерождалась в Эльпис, единственную на всём белом свете, кого она искренне любила, кто видел в ней самой что-то большее.
Музыканты, вышедшие на сцену вслед за ней, ловили её взгляд, спрашивая, что им сыграть. Ника подошла к микрофону, дождалась, когда толпа стихнет и нежно пропела:
Слышишь, звук тяжёлый замогильный
Это волны бьют о старый борт
То ли в космосе моря цвет чернильный
То ли мы с тобой под толщей вод.
Мелодия разлилась по затихшему залу вместе с голосом Ники. Эту песню, «Корабль в небе», она написала сама, со сцены её исполняли нечасто. Эльпис бы точно исполнила на бис что-то более бодрое и энергичное, но раз уж в этот раз решала Ника, то ей захотелось подарить публике немного лирического, чуть напряженного настроения.
Но нельзя дышать в космосе,
И нельзя летать под водой.
Но душа твоя всё просится
В край за небом и за луной.
Зал подхватил строки припева, чуть покачиваясь в такт волнообразным переливам музыки. Ника не стала исполнять танцев, она просто стояла посреди сцены, приникнув к микрофону, закрыв глаза и уносясь вслед за небесным кораблём. Чёрные воды космического моря вели её всё дальше из концертного зала Харибды, куда-то к огромным огненным шарам, чей свет доносился до них лишь через призму сотен тысяч лет, Ника летела навстречу им на своих серых крыльях, с каждым взмахом поднимаясь всё выше.
Песня закончилась, она открыла глаза и тяжело задышала, в финальные строки пришлось вложить все силы. Зал рукоплескал ей.
