— Графа?
— Какого графа, он уже и так граф. И даже бургграф, подумать только, куда мир катится. Представляете его бургграфом?
Маршалл посмотрел на меня с сомнением.
— Ну, в определенном свете…
— А я вот никак, — сказал Барбаросса. — Воображение пасует. Нет, в Армландию надо что-то объемнее. На этот раз он получает не земли, а целую провинцию…
Барбаросса умолк, только зло стучал кулаком по столу, брови с костяным стуком сшибаются над переносицей, высекая искры, глаза мечут огонь. Маршал выждал чуть, сказал осторожно:
— А если… пфальцграф?
— Что? — спросил Барбаросса отстраненно.
Я объяснил с самым серьезным видом:
— Пфальцграф — это устройство для пальцегнутия.
Маршалл посмотрел на меня с укором, мы же все серьезные люди, я сделал постное лицо. Барбаросса призадумался, а я порылся в памяти, но так ничего и не мог вспомнить, кроме того, что пфальцграф, т.е., дворцовый граф, во Франкском государстве председательствовал в дворцовом суде, потом стал графом округа, считался королевским должностным лицом… понятненько, Маршалл, как умело и преданно проводящий политику Барбароссы, старается привязать меня к их колеснице. Вот только я в отличие от них, знаю, что позже пфальцграф превратился во владетельного князя… К примеру, пфальцграф Рейнский начал именоваться также и князем Пфальца и почти не подчинялся королю…
После долгой паузы Барбаросса прорычал:
— Вообще-то самое подходящее… В Армландии целая куча графов. У всех земли, замки, родословные. Туда надо с соответствующим титулом, чтобы не запинали.
— Я подготовлю королевский указ?
— Да, — рыкнул Барбаросса. — Подготовьте.
— Но есть одна тонкость…
Маршал не уходил, взгляд вопросительный. Барбаросса нахмурился.
— Какая? Говори прямо, как раньше, когда в твоей руке было копье!
— Ах, Ваше Величество, мне бы ваши юные годы… Тонкость в том, что титул пфальцграфа обязывает к большему…
Он умолк, Барбаросса нахмурился еще больше, взглянул на меня косо, потом на Уильяма.
— Мог бы и промолчать. А до сэра Ричарда дошло бы только в пути, а то и там, на месте.
Я спросил настороженно:
— А в чем тонкость? Я человек простой, мне надо все на пальцах. И чтоб без среднего.
Уильям взглянул на Барбароссу, тот кивнул, и Уильям сказал сильным, но уже не рыкающим голосом воина, а как должен объяснять царедворец:
— Его Величество изволили облечь вас гораздо большими полномочиями, чем владельца земель барона де Бражеллена. Под вашей рукой оказываются земли и тех лордов, которые находятся в Армландии. То-есть, вы явитесь туда уже как пфальцграф… всей Армландии!
Я подумал, осведомился:
— Ваше Величество, а землю на Луне вы продавать не пробовали?
— Продавать?
— Жаловать, — поправил я поспешно. — Изволить жаловать своих верных людей обширными участками на Луне! С лесами, горами, озерами и всеми подданными, что там окажутся. Тоже нехило.
Уильям улыбнулся, Барбаросса посмотрел на него зло и сказал раздраженным голосом:
— Ладно, раз уж раскрываем все карты, то скажу прямо: тебе чуть больше работы, но зато и мощи еще как прибавится!… Те земли, как спелый плод, только и ждут, чтобы попасть в крепкие руки. А я, как очень неглупый король, предпочитаю, чтобы это были руки честного и преданного мне рыцаря…
— Ваше Величество, — прервал я, — извините за напоминание, но я не состою у вас на службе.
Он отмахнулся.
— Ты сделал больше, чем мои самые преданные люди. Вот и хочу, чтобы те земли достались тебе. Я буду уверен, что ты проследишь и за королем Гиллебердом, это мой сосед с той стороны, и не позволишь оттяпать хотя бы клок…
— А что, местные лорды… сепаратисты?
— Король Гиллеберд, — прорычал Барбаросса, — хорош на посулы. Он многое может пообещать, только бы они отложились от меня и признали сувереном его, умного и всеблагостного. Потому и хочу, чтобы туда поехал честный и преданный…
Я поморщился.
— Ваше Величество, расчет на то, что я как-то забуду возразить и тем самым как бы признаю, что я у вас на службе?
Он отмахнулся.
— Да это оборот речи, не обращай внимания.
— Вам бы юристом быть, — сказал я. — Повписывали бы в договора такие вот мелкие вроде бы незначащие пунктики, а потом разводили лохов.
— Да, ты стреляный воробей, — буркнул он. — Но это в самом деле оборот речи. Я понимаю, что заставить тебя не смогу никакими договорами. А чем заставить, даже не представляю…
Маршалл кашлянул, привлекая внимание.
— Вы отвлеклись, Ваше Величество, — напомнил он. — Слухи мы таким образом пресечем. А дальше?
Барбаросса прорычал утомленно:
— Я дальше сэр Ричард отправится и примет владения Сворве и Коце. А также попробует себя на посту пфальцграфа. Сэр Ричард, если все еще колеблетесь, посоветуйтесь сперва, а потом решайте.
Он поднялся, показывая, что аудиенция закончена. Я тоже вскочил, поинтересовался очень-очень вежливо:
— С кем посоветоваться?
— С совестью, — буркнул он.
Я поклонился и вышел. Если он сказал что-нибудь насчет рыцарского кодекса, я бы нашел, что ответить, из меня еще тот рыцарь, у меня свои понятия, но остатки зачатков совести вроде бы сохранились и в моем времени.
Увы, совесть и человек взаимозависимы: нет человека — нет совести, нет совести — нет человека. Но даже когда совесть есть, она все равно не уберегает от греха. Зато, проклятая, мешает получать удовольствие.
Говорят, что находя богатство, теряете совесть. Находя женщину, теряете рассудок. Находя истину, теряете веру. Находя власть, теряете честь. И только потеряв все — находите свободу. Но я же не буддист, на фиг мне такая свобода?
На рассвете решетка ворот поднялась, выпуская конный отряд в составе двадцати рыцарей. Я сам отобрал воинов, никто так и не понял, по каким признакам я отбираю: не по росту и силе, не по доспехам, не по знатности. Да я и сам не знал, почему предпочитаю этого, а не рядом стоящего, но каких бы силачей ни отобрал, все равно эти двадцать человек не устоят перед тысячей, которых может двинуть в схватку граф Росчертский или барон Хоффман. Так что я попросту отобрал тех, кто выглядел смышленее и послушнее остальных.
Леди Беатрисса посматривала на меня, как на идущего голым в стаю львов. Я чувствовал себя тоже так, но бодрился и выпячивал нижнюю челюсть, глядя перед собой бараньим взглядом человека, рожденного повелевать и не умеющего выслушивать возражений. Она сама выбрала из всех предложенных ей лошадей легконогую и очень нервную, конюх даже беспокоился, совладает ли прекрасная леди с норовистой тварью, однако та, на удивление, повела себя тихо и мирно. Если некоторые графы ожидали, что пленную леди повезут в карете, их ждало глубокое разочарование: мятежница восседала в седле так, словно и родилась в нем. В рассветной тиши копыта простучали по дощатому мосту звонко и гулко. Мы миновали мост, однако он не поднялся тут же за нашими спинами: раздались крики, снова стук копыт, уже частый. Из-под каменной арки ворот выметнулся рослый рыцарь на крупном боевом жеребце, за ним едва поспевал молоденький оруженосец.
