Она скинула через голову ремень, сумка беззащитно шлёпнулась на асфальт. Бросить тут? Дарина снова застыла, растерянно смотря на истёртую коричневую кожу. Там же все вещи, учебники, кошелёк…
Быстрее!
Девочка шагнула на проезжую часть. Позади набухало, наливалось силой что-то ужасное. Что-то охотилось на неё, на Дарину.
Не медли!
Она побежала. Помчалась стремглав, не понимая, от чего спасается, наперерез через дорогу, краем глаза едва успев удостовериться, что она пуста.
Нельзя!
Сердце взвизгнуло испуганной собачонкой. Дарина затормозила посреди проезжей части, оглянулась, судорожно дыша. Позади не было ничего, лишь брошенный портфель лежал сиротливой тушкой. Закатное солнце, длинная тень столба рядом с коричневым улиточным горбом, тишина, и внутренним набатом стучит предчувствие: нельзя, нельзя, возвращаться нельзя, уходи, уходи! Немедленно!
Дарина попятилась и вздрогнула, пронизанная насквозь высокоголосым рёвом. Обернулась.
Слева нёсся небольшой грузовик, за рулём перекашивал рот водитель. Лицо его, свирепое и слегка испуганное, однозначно предупреждало девочку: шаг вперёд, и она попадёт под колёса.
Но стоять на месте было нельзя.
Дарина бросилась наперерез грузовику, раскидывая руки, словно собиралась лететь.
Идиотка, очутившаяся на самой середине проезжей части, девчонка в школьной форме, от гудка не только не убралась в сторону, но и, как сумасшедшая, метнулась вперёд. Самоубийца, проклятая малолетняя самоубийца, как много их развелось в последнее время, но кто ж мог предполагать, что Икэгами сам напорется на одну из них?!
Шофёр ударил по тормозам, выворачивая руль влево, на безлюдный тротуар. Развевающиеся волосы, рвущий форменную юбку ветер, непропорционально длинные ноги в чёрных гольфах, бледное решительное лицо. Девчонка была совсем близко, метрах в трёх, он не успеет, он заденет её в любом случае, чокнутая добьётся своего. Что за дура, что за мода бросаться под машины?!
Справа вспыхнул свет. Ослепительный белый круг с девчонкой в центре, разбухающий снежно-молочной сферой. Да что ж это такое, взрыв?!
Водитель грузовика выкрикнул проклятие и, бросая руль, закрыл голову обеими руками. Его кинуло вперёд, ремни впились в тело, рулевое колесо больно ударило в грудь. Что-то где-то взвыло, скрипнуло страшно и протяжно, тряхнуло, переднее стекло осыпалось звонким дождём.
Мир затих.
Дрожащими руками человек в кабине нащупал защёлку пристежного ремня, с трудом смог высвободиться. Справившись с дверью, вывалился наружу.
Вдалеке послышался вой сирены.
С ужасом водитель оглянулся вокруг, ища тело школьницы. Всё плыло в глазах, хотя земля уже успокоилась, перестала качать. Всё плыло, и, видимо, от этого он никак не мог разглядеть, где девчонка.
На непослушных ногах подбежал к капоту, покорёженному, засыпанному белыми осколками. Затуманенным, непослушным разумом сообразил, что машина врезалась в дерево, огромный крепкий вяз, растущий на краю тротуара.
Девчонки не было.
Шофёр оглянулся ещё раз, обошёл весь грузовик, раз, другой, не в состоянии сообразить, подействовала авария на его зрительные и умственные способности, или же – школьницы и в самом деле здесь нет.
Сирены приближались.
Девчонки не было.
Водитель остановился, в сердцах плюнул, смиряясь с участью психически больного, и сел на край тротуара – дожидаться «скорую».
Под ладонями был тёплый шероховатый камень. Воздух ласково обнимал за плечи, в зимнем свитере стало жарко. Волосы рассыпались перед лицом, заграждая зрение.
Дарина несмело подняла голову, убрала за уши длинные пряди.
Перед ней стоял храм. Небольшое сооружение из светлого камня, с колоннами у входа, с лестницей из нескольких широких ступеней. С резными дверьми, готовыми распахнуться. С узорами витых листьев, гроздьев винограда, прожилками лиан на стенах.
Девочка не знала, откуда пришло понимание – но перед ней действительно возвышался храм: простой, уютный и родной, как ничто иное в мире. Она сидела на коленях посередине вымощенной ровными плитами аллеи; деревья по обеим сторонам приветственно шумели, шелестели листьями. Многочисленные птицы, затаившиеся в ветвях, невидимые, тоже щебетали, пели для неё – мелодию возвращения домой.
Домой.
Она дома.
Дарина неуверенно поднялась на ноги и застыла посреди аллеи. Впилась взглядом в белые плотные колонны храма – отныне её храма.
Закрыла глаза, продолжая видеть сквозь веки, ощущать всем телом, утопая в потоках то ли знаний, то ли воспоминаний, в мелькающих перед внутренним взором картинах: отражение круглой лимонно-бежевой луны на синей глади озера; струи водопада, с высоких скал бьющие в озёрное зеркало; священная роща, в ней ритуальный круг колонн; сад лекарственных трав, где часто пропадала мать; любимая с детства тёмная пещера в дальнем уголке храмовых лесов; улыбка отца...
Как могла она позабыть?
Как ей удалось прожить без памяти о храме, без этой наполняющей воздух энергии, как она существовала в другом мире, не понимая, почему у неё есть такая странная Сила: излечивать животных, говорить с камнями и растениями, слушать ветер; откуда уверенность в существовании иного пространства, смутные сны о других родителях, не о теперешних, не о супругах Такаси?
Конечно. Пришло время.
Ветер приветственным толчком ударил в грудь, закружил длинные тёмные волосы, школьную юбку, охватил бурным вихрем. Образ храма огненным ореолом загорелся в сознании Дарины и дрогнул, расплываясь, дробясь, растекаясь до самых уголков её существа. Междумирье принимало её, красило в свои цвета, давало новую жизнь и новые силы.
Ветер успокоился, смиряясь, преклоняясь, повинуясь; тёмные с фиолетовым отливом волосы опустились на плечи. Дарина открыла жёлто-оранжевые глаза.
Вздохнула, глубоко-глубоко, так, словно хотела бы вобрать в себя весь мир.
Всё закончилось, и новое, неземное спокойствие поселилось в груди.
Храм принял новую жрицу.
37 год Рейки, 4754 всеобщий год, ноябрь
Хиэй, Огненный город
Королевская школа опустела: зимние каникулы. Почти все разъехались по домам, возвращаясь к семьям; впереди ждали праздники окончания года, шумные фестивали Инея.
В Валиссии, в Аксе, сейчас, писала мать, деревенские готовятся к заморозкам. Оно и неудивительно, ноябрь на дворе. Море у берегов, наверное, замёрзло уже, солнце встаёт поздно, и по утрам холодный, засыпанный снегом берег кажется владениями Ледяной девы, как будто не страна Огня вовсе, а суровый северный материк Воздуха, что стоит в снегах большую часть года. Небо такое бледное, что режет глаза, а горы высятся на его фоне чёрной тенью.
