— Гридень привёз, Колюта, — охотно пояснил полочанин. — Плескович, который от меня к тебе приезжал, помнишь ли? Он при князе Судиславе всё время был, и в порубе, и в монастыре. Он со мной сейчас, здесь.
Ростислав Владимирич задумчиво покивал, вновь покосился на чашу в руках Всеслава и вдруг ясно представил, как Всеслав рубит голову вражьему князю и сдирает с неё кожу. Пожалуй… этот может. Волынский князь вдруг понял, что не удивится, если узнает, что полочанин в юности сердце первого убитого врага съел, а из кожи его калиту себе сделал альбо седло ей обтянул.
Мотнул головой и сделал крупный глоток.
Гости уезжали рано утром. Чапура стоял опричь, глядя, как выводили коня для тех двоих, которые приехали ночью. Наконец, князь вскочил в седло и, гикнув, помчался по дороге. Следом рванулись кмети — всклубилась пыль.
— Да кто же это приезжал-то к князю нашему? — пробормотал корчмарь озадаченно. Кого может князь ожидать в придорожной корчме? Разве что иного князя какого? Ан не похож… обликом-то. Ни чупруна, ни усов…
— Князь Всеслав это, — хрипло сказали сзади.
Чапура вздрогнул, оборотился — в воротах конюшни стоял, почёсываясь, Колот.
— Тьфу на тебя! — разозлился корчмарь. — Орёшь под руку. Какой ещё князь тебе?
— Полоцкий князь, говорю, — всё так же лениво сказал закуп. — Кмети ночью на конюшне болтали. Всеслав Брячиславич.
Чапура озадаченно почесал затылок, опять поглядел вслед всадникам, пытаясь понять, чего же это такое ночью было в его корчме, но так ни до чего путного и не додумался. В досаде корчмарь рыкнул на Колота, прогоняя его обратно на конюшню, и пошёл к крыльцу — наступал новый день, надо было ждать новых гостей.
А про встречу двух князей, одному из которых на Волыни и вовсе бы нечего делать было, в скором времени забылось.
Повесть первая Запах войны
Глава первая Из тихого омута
1. Дикое Поле. Устье Северского Донца. Лето 1064 года, зарев
В темноте фыркали кони, хрустели ломкой, почти уже осенней травой. От Донца тянуло холодом. Шепель поёжился, натягивая на плечи старый отцов кожух.
— А дальше-то что было? — нетерпеливо спросил он, видя, что Неустрой умолк.
Но брат молчал, напряжённо слушая в степи что-то. Шепелю стало не по себе.
Обычно перед осенью в ночное коней не гоняют, но тут близнякам чего-то захотелось в поле. Сейчас Шепель почти жалел об этом — мало ли в степи опасностей. Особо под осень, когда степняки коней откормят… Вестимо, здесь, вблизи от дома, опасность меньше… а всё одно… Слишком близко большой степной шлях.
И точно — из степи доносился дробный конский топот, земля загудела — всадников скакало много, не меньше сотни. Скорее даже, много больше.
Неустрой дёрнулся было загасить костёр — ан поздно. Послышались крики, топот стал приближаться. Парень выдернул лук из налучья, натянул и завязал тетиву. Стрелы под рукой путались в туле, цеплялись оперениями друг за друга.
— Но-но, парень! — остерегающе крикнул из темноты кто-то.
Степь наполнилась гомоном и конским топотом, фырканьем коней и смехом. Около костра вдруг оказалось неожиданно много людей в войской сряде. Ну всё, — обречённо подумал Шепель. — Теперь коней сведут, не иначе, хоть и не половцы, а русичи.
— Оставь лук, парень, — весело бросил Неустрою передний всадник, молодой ещё кметь в длинном красном плаще. В красном? Кметь?!
— Помилуй, княже, — поклонился Шепель, гадая про себя, кого из русских князей принесло к их костру.
— Ай видал меня где-то? — насторожился князь. Неустрой чуть ослабил натянутую тетиву, но лука не опустил — наконечник стрелы по-прежнему глядел на пришлых кметей. А их всё прибывало — сколько же вёл с собой неведомый князь?
— По плащу признал, княже, — весело ответил Шепель. — Опричь князей на Руси красных плащей никто не носит.
— А я-то уж думал, — задумчиво потянул князь, оглядывая парней нехорошим размышляющим взглядом — Шепель даже пожалел мимолётно о своей догадке.
— Да опусти ты лук! — прикрикнул кто-то из кметей на Неустроя. — Никто вас грабить не будет, да и убивать тоже.
Но Неустроя, видно, заколодило — лука он не только не опустил, но и снова вскинул, целясь в князя. Княжье лицо как-то неуловимо изменилось, но он ничего не успел сказать альбо сделать — мелькнуло что-то стремительное, и Неустрой полетел в траву, уронив и лук, и стрелу.
— Ну, Вышата… — непонятно, то ли осуждая, то ли одобряя, протянул князь.
— Никак иначе, Ростиславе Владимирич, — пробурчал седой середович в богатой сряде, чуть потирая ладонь и не спуская глаз с замершего в стороне Шепеля. — А ну как он бы выстрелил?
Ростислав Владимирич? Волынский князь?
Чего это ему надо в наших-то краях? — смятённо подумал Шепель, неотрывно глядя на лежащего в траве Неустроя. Брат зашевелился, приподнялся на локтях, стал на четвереньки, мотая головой. Жив! Шепель облегчённо вздохнул.
— Вот что, парни, — задумчиво сказал Ростислав. — Живёте-то далеко?
— На хуторе живём, — бойко ответил Шепель. — Звонкий Ручей зовётся. Тут рядом!
— Ну и зачем нам это надо? — хмуро спросил гридень Вышата, сверля взглядом спину Неустроя. — Шли бы и дальше, к Тьмуторокани напрямик.
— Передохнуть дружине надо, наставниче, — усмехнулся волынский князь. — Полторы тысячи вёрст с лишком прошли — не шутка. А до Тьмуторокани ещё мало не полтысячи.
— Какого хрена нас вообще понесло через степь? — недовольно пробурчал пестун. — Надо было в Олешье сесть на лодьи и — морем!
— Я не уверен, что нас пропустили бы херсониты, — бросил Ростислав Владимирич. — И иная мысль есть…
Князь замолк, а пестун не стал переспрашивать. Надо будет — молодой князь сам скажет, что замыслил.
У ворот хутора остановились, когда уже начало светать. Неустрой стукнул в ворота, на дворе отозвались псы. Неустрой свистнул, но псы не послушали и взяли голосом ещё злее, чуя чужаков.
Шепель оглянулся и невольно остолбенел — следом за ними двигалась целая рать, не менее двух сотен оружных кметей. До того впотемнях и не разглядеть было, сколько воев с Ростиславом идёт, а теперь Шепель невольно призадумался: никак, князь всю свою дружину с собой в степь привёл. Перуне вразуми, чего они такое задумали?
А впрочем, не его это дело. Вон, Неустрой всё ещё на Ростиславичей исподлобья глядит, особо на Вышату. А ведь тот, пожалуй, не менее чем самого князя Ростислава пестун… альбо старшой дружины княжьей.
В груди у Шепеля защемило — ох, как хотелось сейчас в седло, да меч в руки. И скакать вместе с княжьими кметями по степи… хоть до самой Тьмуторокани!
