— Неужели это тайна? — подняла брови Надани. — Кажется, я начинаю понимать: мой помощник и уан объединяются, чтобы защитить меня. Только что-то я всё меньше верю в эту защиту.
— Не понимаю, — уныло произнёс Гебье.
Женщина усмехнулась.
— Почему тебя не испугало это чудовище?
— Я уже видел как лятхов, так и Сил'ан с ритуальным макияжем. Иначе они людям и не показываются.
Надани помассировала виски.
— Гебье, ты издеваешься надо мной или и правда не понимаешь, что происходит?
Ведун пристально посмотрел ей в глаза.
— Не нужно этих взглядов! — воскликнула Надани. — Мало того, что я чужая, да мой сын похож на чужака, так теперь ещё это. Я что, проклята?
— Насколько я вижу, нет, — сухо ответил весен. — Если только вы сами не проклинаете себя.
Женщина коротко рассмеялась.
— Опять намёки, — истеричным тоном заговорила она. — Я и так знаю, чего хочу: я хочу быть как все. Мне надоело выделяться! Поверь мне, Гебье, в этом нет ничего хорошего. И кто прибывает мне на помощь? Мужчина в платье, накрашенный так, как ни одна женщина не позволит себе. Или это не мужчина?
— Это не мужчина и не женщина, — уныло ответил Гебье. — Он ведь не человек и не эльф, потому не стоит и мерить его лишь им подходящими мерками.
— А кто объяснит это нашим соседям?!
— Я думаю, он справится сам.
Надани громко расхохоталась. Ведун лишь молча смотрел на неё.
— Я ему не верю, — наконец, произнесла женщина. — Пусть покажет лицо.
— Он не нарушит традицию.
— Гебье, — медленно выговорила Надани, — он не у себя дома, а среди людей, и у нас таких традиций нет.
— Согласно купчим на землю, он у себя дома, — спокойно ответил ей ведун. — И он даже вправе обязать нас всех ходить на головах, хотя это плохо для него кончится. Но право у него есть. Госпожа Одезри, прошу вас, успокойтесь.
— И ты ещё говоришь, что ты на моей стороне, — покачала головой женщина.
— Я на вашей стороне и пытаюсь удержать вас от ошибок, — уныло промолвил Гебье.
— Тогда скажи мне, что написано в послании, — потребовала Надани. — Если ты не скажешь, я стану доверять тебе не больше, чем уану.
Ведун сдался.
— Келеф молод, он воин воздушной армии Весны — да, того самого ужаса, перед которым трепещут летни. До сих пор никем не командовал, кроме своего ящера, и ничем не управлял.
— Почему же выбрали его?
Гебье тяжело вздохнул:
— За провинность. Подробностей не знаю, но они решили, что это поручение исправит его характер.
— Боги… Боги, Боги, — забормотала женщина. — Он что, убийца?
Ведун выставил перед собою ладони.
— Госпожа Одезри, прошу вас, успокойтесь. Сил'ан не легкомысленны, и если они обещали…
— Он — убийца?! — закричала Надани.
— Раз воин, значит, убивал, — уныло выговорил Гебье. — Но, госпожа Одезри, кто из летней не…
— Провинность, — не слушая его, забормотала женщина, прошлась по комнате и остановилась перед ведуном. — Он совершил что-то ужасное, так? И ты просто мне не говоришь.
— Клянусь Водой, я не знаю, — ответил весен.
Надани закусила губу и уставилась в пол, что-то обдумывая. Ведун ещё раз попытался образумить её.
— Госпожа Одезри, они дали слово помочь вам. И не важно по какой причине его выбрали, он наверняка достоин и справится!
Женщина хмуро посмотрела на него:
— Ты сам в это веришь?
Гебье вздохнул:
— Если честно, то у меня есть сомнения.
— Если честно, — передразнила его Надани, — цена этих сомнений — жизни, моя и моего сына.
— Выбора нет, — уныло заметил ведун.
— Что же делать? — прошептала женщина и вновь прошлась по комнате.
— Да, ещё он очень не любит детей, — не к месту вспомнил Гебье.
Надани подняла голову и недобро усмехнулась.
— Вот и прекрасно. Потому что общаться с Хином ему всё равно не светит. Как и его зверинцу.
Хахманух сунул голову в комнату, которую выбрал для себя Сил'ан. Не встретив возражений, подтянул внутрь и тело. Келеф сидел на полу и смотрел в низкое окно.
Червь принюхался и сообщил:
— Сколько здесь пыли! За год не вычистить.
Изящное существо ничего не ответило. Хахманух подошёл к нему ближе и тоже заглянул в окно.
— А снаружи-то, погляди, ужас! — высказался он. — Хлам, вытоптанная земля. Стены едва держатся. Гарнизон — десяток заморышей. Повсюду запах лени, крови, страха, малодушия. Именем Дэсмэр, это выгребная яма. Ты видел лица?
Не дождавшись ответа, червь продолжил:
— Я уже забыл, как выглядят люди. Честное слово, лучше бы не вспоминал. Тот, упрямый с ключами — неповоротливая бочка. Ну и формы!
— Это одежда, — тихо сказал Келеф.
— Хорошо, а те два нижних отростка, что торчали из мелкого, который Хин, и толстого, что забавно ругался? Я так понимаю, это ноги. Но, право, мне смешно. Когда они вот так под туловищем, то смотрятся на удивление нелепо. Чувствую, бегают люди плохо, на таких-то выростах. А уж как выглядит такой бегун — я даже боюсь представить. В общем, друг мой, ты в опасности: серьёзно рискуешь умереть от смеха.
Сил'ан промолчал, червь высунул голову в окно, огляделся и вернулся обратно.
— Всё дело в том, — сказал он, — что они довольно похожи на вас. Особенно сверху — до пояса. Не во всём, но так, в общем. И я как представлю вас с этими двумя отростками-ногами… Зрелище и жуткое, и смешное. Ты бы смог удержаться на таких?
— Ты смеялся над ними? — тихо спросил Келеф.
Червь хмыкнул.
— Ты стал понимать беглый общий? Или… интонации, да? Ты это понял по моим интонациям?
— Зря, — только и сказал Сил'ан.
Хахманух опустил голову ему на плечо.
— Не грусти, — сказал он. — Здесь, конечно, паршиво, но может стать лучше. Может, мне даже удастся развить у них чувство юмора, — пауза. — Думаешь, я настроил их против тебя?
Келеф пощекотал гребень на голове червя, затем снял его голову со своего плеча и лёг на пол.
— Будешь спать? — спросил Хахманух. — Тогда я тоже пойду. Ох, ужас, на полу, в пыли. В мои-то годы!
— Ты ещё не достиг зрелости, — напомнил ему Сил'ан.
— Но когда достигну, — воспрянул духом червь, — у меня будет роскошный клубок. Хочешь, опишу тебе всех пятерых моих спутников?
— Ночь коротка.
— Улыбаешься, — хмыкнул Хахманух. — Тогда я буду наслаждаться мечтами в одиночестве.
Он вышел из комнаты и хвостом притворил дверь.
Перед тем как лечь спать, Тадонг решил успокоить нервы. Он прошёл на кухню мимо громко храпящей кухарки, достал из шкафа настойку, вытащил пробку и хлебнул из горла. Голова тотчас закружилась, а тело стало легче и немного согрелось.
