Солнце перешло на вторую половину неба, когда султан Шамс ад-Дин Мухаммад, да продлит Аллах годы его правления и жизни, сопровождаемый визирем Абу-ль-Хасаном и челядью и слугами; а был среди слуг и Джавад - огромный нубиец, начальник охраны султана, а был у Джавада шамшер, вах какой шамшер, из индийского сплава вутц, кованый в городе Дамаске, славного не только полновесными динарами, но и умелыми оружейниками. День перешел за полдень, когда Шамс ад-Дин Мухаммад в составе процессии приблизился к дому Халифы-рыбака.
Ворота дома оказались заперты, и Джавад, чье имя означает "великодушный" выхватил саблю, предлагая повелителю правоверных (а кто сказал, что султан в своем городе не повелитель правоверных) услуги своих рук, и плеч, и кистей, и, конечно же, стального в разводах шамшера дамасской работы.
Но Шамс ад-Дин не зря слыл среди подданных милостивым и не склонным к скорым решениям, советчиком в которых служит горячая голова.
Движением руки (правой) Шамс ад-Дин Мухаммад остановил благородный порыв чуть менее благородного слуги.
Шамс ад-Дин Мухаммад изволили лично подойти к воротам и легонько толкнуть их ногой (правой), створки с небольшим шумом и великой скоростью разошлись, да так, что одна перекосилась и повисла, и было это, несомненно, следствием слабости креплений, а не силы прикосновения повелителя.
Сопровождаемый визирем и челядью, и слугами, и, несомненно, Джавадом, Шамс ад-Дин вошел во двор Халифы.
Рыбак сидел посередине двора и чинил сеть.
При виде повелителя правоверных (а кто сказал, что султан в своем... впрочем, не важно) и его величии, и значимости (Джавад все еще сжимал саблю), Халифа затрясся мелкой дрожью, после чего бросил сеть и, пораженный пышностью процессии, сделал попытку протиснуться в дыру с противоположной стороны забора.
Верный Джавад, быстрый, как горный ко... благородный муфлон с вершин кавказских гор, слегка подзадержал Халифу, легонько взял его за платье, немного поднял и направил порыв подданного в сторону повелителя. Подданный, сам не чая, оказался у много повидавшей за сегодняшний день сафьяновой туфли. Правой.
- О, флейтист, если ты пришел снова мучить меня своими бумажками, лучше сразу дай сто палок, и пусть каждый после этого пойдет своей дорогой. А если желаешь назад свой динар, знай, его уже нет у меня, я купил на него кунафы, сладкой кунафы с пчелиным медом, но и кунафы у меня нет, ибо ее - милостью Аллаха всевидящего и всезнающего - я уже съел, и даже после этого изволил посетить отхожее место. Но вместо него я могу дать тебе сто динаров, ибо не далее как третьего дня...
- Молчи, молчи, несчастный, ибо не спасет тебя даже то, что научил ты меня ловить рыбу! И скажи, откуда у тебя - бедного рыбака - невольница, подобная луне в четырнадцатую ночь по имени Зарима, которую ты сподобился продать Ицхаку-еврею.
- Так молчать, или говорить...
- Говори, говори, ибо клянусь Аллахом, мое доброе сердце сейчас изойдет кровью, и я велю отрубить тебе голову.
10.
Рассказ Халифы-рыбыка о том, что приключилось с ним и о том, что привело его к сегодняшнему положению.
- Знай, о флейтист среди флейтистов, - молвил Халифа-рыбак, - ровно три дня и три ночи назад, я, произведя утренний намаз, произнеся две суры про себя и две суры вслух, и отбив положенное количество поклонов, по воле Аллаха всемилостивейшего и всезнающего, взяв сеть, отправился к реке, чтобы половить раньше других рыбаков.
И, придя к реке, я подпоясался, подоткнул платье и подошёл к реке и, развернув свою сеть, закинул её первый раз, но вернулась сеть с тиной речною. Тогда закинул я ее во второй раз, но вернулась сеть с травою речною. И стеснилась моя грудь, и смутились мысли, и я воскликнул: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Чего хочет Аллах, то бывает, а чего не хочет он, то не бывает! Надел - от Аллаха, - велик он и славен! И когда даёт Аллах рабу, не отказывает ему никто, а когда отказывает Аллах рабу, не даёт ему никто!" И потом, от охватившего меня великого огорчения, произнёс я такие стихи:
Когда поражает рок своею превратностью,
Терпение ты готовь, и грудь для него расправь,
Поистине, ведь господь миров, в своей щедрости
И милости, после горя даст облегчение.
- Короче, о несчастный среди рыбаков, - молвил Шамс ад-Дин, - еще один стих и я велю Джаваду отрубить твой лживый язык!
- Но тогда шахиншах флейтистов никогда не узнает окончания истории.
После прочтения этих стихов, я сказал себе: "Брошу ещё этот раз и положусь на Аллаха. Может быть, он не обманет моей надежды". И я подошёл и бросил сеть в реку, размахнувшись на длину руки, и свернул верёвки и подождал некоторое время, а потом я потянул сеть и нашёл её тяжёлой. И, почувствовав, что сеть тяжёлая, стал я действовать с нею осторожно и тянул её до тех пор, пока она не вышла на сушу. Но оказалась в ней всего одна рыбка, и даже не с золотой чешуей, как в сказке Аль-сандара ибн Сергия, а обычная щука, средних размеров. И, увидав её, я воскликнул: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Что это за скверное счастье и зловещее предзнаменование! Что случилось со мной в этот благословенный день! Но все это - по предопределению великого Аллаха!"
И потом я взял рыбу и хотел было бросить ее в корзину, как вдруг заговорила она со мной на человечьем языке.
- Врешь, врешь, собака, не бывать такому, чтобы рыбы говорили словами людей. Или ты возомнил себя Сулейманом ибн Даудом - мир с ними обоими - который, с позволения Аллаха всемилостивейшего и всезнающего, понимал язык животных и птиц!
- Не знаю, не знаю, но щука сказала: "О Халифа, удержи твою руку и не бросай меня в корзину, а выпусти обратно в реку, в благодарность за это, я что хочешь для тебя сделаю".
И, услышав слова щуки, я тут же пожелал себе в этот день большого улова. По велению щуки, я взял сеть, подошёл к реке и закинул её, отпустив верёвки, а потом я потянул сеть и нашёл, что она тяжелей, чем когда бы то ни было. И я до тех пор бился над сетью, пока она не вышла на берег, и вдруг она оказалась полна рыбы всевозможных сортов и размеров. И я высыпал улов в корзины, и они оказались полны сверх меры.
Тогда щука снова сказала: "Я выполнила твое условие, отпусти меня обратно в реку, и всякий раз после этого, как ты будешь приходить к реке и звать меня, я стану выплывать и выполнять любое твое желание".
Но, увидев, что корзины полны рыбы, я понял, что мне самому не донести их до города.
Тогда я сказал:
"Погоди, о говорящая рыбина, вот мое второе повеление: желаю, чтобы корзины пошли на базар сами!" И в тот же миг у корзин выросли ноги, и они зашагали к городу, а люди, что попадались у них на пути, и другие рыбаки, в испуге шарахались в стороны.
