9. Знакомство с легендой.
В замке меня направили к реке. Хотя объяснения мне дали самые подробные, я немало поплутал в приречных зарослях, прежде чем нашел Стража Идрая.
Река эта была узкая безымянная речушка, петляющая среди глини-стых берегов. Уремные черемуховые заросли отражались в темной непро-зрачной воде, на другом, пологом берегу у самой воды росли серо-серебристые кусты ивняка. Шириной река была метра два, не больше, и тень от обрывистого берега и черемухового леса накрывала ее всю и пада-ла и на ивовые кусты. И там, где река поворачивала к югу (чтобы через двадцать метров снова повернуть к северу) и где упирающееся в поворот течение намыло небольшой пляж, и я отыскал Годри, но она была не одна.
Видно было, что в этом месте берег не раз обрушался; два мощных тополя росли прямо в воде, очевидно, осев когда-то туда вместе с глини-стым грунтом. Берег был подмыт, и ровная травянистая поверхность иссе-чена была трещинами: я не рискнул бы здесь спускаться, хотя еле замет-ная, протоптанная в траве тропа, про которую мне говорили в замке, вела именно туда. Спешившись, я осторожно подошел к обрыву и только тогда заметил их — на маленьком песчаном пляже, заросшем серебристо-серыми лопухами мать-и-мачехи.
Худой черноволосый парень в холщовой тунике полулежал, отки-нувшись на глинистый откос, а рядом, устроив голову у него на коленях, спала миниатюрная молодая женщина. Это и была Годри, Страж Идрая, личный телохранитель божественного повелителя. Я замер.
Парень, казалось, и сам уже засыпал. А на его исцарапанных загоре-лых до черноты коленях покоилась прелестная, по-мальчишески коротко стриженная, темноволосая головка самой красивой и самой недоступной женщины Империи. Годри лежала на боку, подогнув ноги. С одной ноги свалилась сандалия, и к узкой ступне прилипли песчинки. Ярко-синяя ее туника была смята и задрана едва ли не до шеи, обнажая самым бесстыд-ным образом ее маленькие прекрасные груди.
Я, честно говоря, просто обалдел. Я знал, конечно, что Годри очень красива, но никогда до этого я не видел ее… тела, хотя по слухам мужчин она не стеснялась совершенно. Какое дело было ей, непорочной богине-воительнице, Стражу божественного Идрая, до нашей мужской похоти? И вот я смотрел на нее. Она была и тоненькая, и изящная, но язык не повер-нулся бы назвать ее хрупкой: больше всего она походила на красивую хищную кошку, под кожей которой так и играют мускулы. Тонкие, силь-ные, загорелые ноги переходили в округлую линию бедра, почти не затро-нутого загаром, впалый живот, едва заметные косточки ребер, холмик ма-ленькой белоснежной груди. Вторую мне почти не было видно, зато хоро-шо мне были видны на боку ее две глубокие, еще кровоточащие царапины и огромный багровый кровоподтек на правой ягодице.
Я сидел на корточках у самого обрыва, упираясь одним плечом в шершавый ствол огромного мощного тополя, такого же, как те, что росли в реке. Солнце нагрело мне затылок и спину, и стремясь избавиться от этого и немного размять затекшие ноги, я переменил положение, и в тот же мо-мент парень вздрогнул и открыл уже закрывшиеся было глаза. Пока я не двигался, он не видел меня, но когда я шевельнулся, он сразу проснулся и легко отыскал меня глазами. Нас разделяли какие-нибудь пятнадцать или двадцать метров, и я даже с такого расстояния увидел, что глаза у него се-рые, очень светлые, слишком светлые для его загорелого лица и черных как смоль волос.
Я поднялся на ноги, стараясь всем своим видом показать, что я вовсе не подглядывал за ними: мне было очень неловко. Я чувствовал себя страшным идиотом оттого, что не спустился к ним сразу, а вместо этого повел себя, как лоботряс-школьник, подглядывающий в замочную скважи-ну за голыми женщинами. Но парню это, похоже, даже в голову не при-шло, он даже не подумал одернуть на ней тунику, просто сидел и смотрел на меня.
— Меня прислал божественный повелитель, — громко сказал я, — Годри нужна во дворце.
Он кивнул мне и нагнулся к самому ее лицу, тихо, шепотом сказал что-то. И только когда он нагнулся, я увидел, что у него нет обеих рук по локоть: культи нелепо оттопырились в стороны, когда он нагнулся к Год-ри.
Годри зашевелилась, зевнула и села. Ленивыми движениями она по-правила тунику, что-то быстро и тихо сказала своему приятелю. Я видел, как он усмехнулся в ответ и сказал что-то вроде: "он ждет", — и только то-гда Годри взглянула на меня.
— А, Гор… Привет… — она зевнула, потирая кулаком глаза, — Что там за пожар? Я Собиралась вернуться завтра, подождать нельзя было, что ли?
Я молчал, да ответа и не требовалось: Годри любила поворчать. Ее приятель был уже на ногах, а она все сидела на песке, зевая и сонно потя-гиваясь. Потом стала неспеша одевать и зашнуровывать сандалию.
— Ты не знаешь, зачем меня вызвали, Гор?
— Нет, — сказал я.
— Но там все в порядке?
Я пожал плечами.
— Ты ужасно выглядишь, Гор, — сказала она вдруг, — Очень торопил-ся?
— Угу.
Годри, наконец, встала.
— Ладно, — сказала она, — Поехали в замок. Поешь и отдохнешь немо-го. Идрай подождет.
Я ничего не сказал. Это для нее он был — Идрай, а для меня он был божество во плоти и правитель Империи. Годри, хоть и была его телохра-нителем, но тоже носила чародейское кольцо и была все-таки ровней бо-жественному Идраю, к тому же я знал, что они не очень-то ладят. И я смолчал.
Они поднялись на обрыв. Годри, нырнув куда-то в чащу, привела лошадей, а я тем временем разглядывал ее приятеля. Меня вообще порази-ло то, что я застал ее с мужчиной, тем более в таком двусмысленном по-ложении: если бы я не знал точно, что она должна оставаться девственни-цей, чтобы сохранить власть, которую давало ей кольцо, то я решил бы, что они любовники. И я рассматривал того, кто мог бы быть ее любовни-ком, и поражался тому, до какой степени они не подходили друг другу. Годри было двадцать три года, и она считалась самой красивой женщиной Империи, а он был — худой, костлявый, угловатый, с угрюмым маловыра-зительным лицом. Он был очень высок, гораздо выше крошки Годри, и очень коротко подстрижен — как профессиональный военный. И вообще он похож был на военного, именно на легионера, у нас в легионе все такие — худощавые и высокие, как на подбор. Я смотрел на него, а он смотрел на меня, и взгляд у него был спокойный и мрачный, что называется тяжелый, и мне было очень неуютно под этим взглядом.
Годри привела лошадей. Наступив на стремя, он в одно мгновение взлетел в седло, словно для этого совершенно не нуждался в помощи рук. Я заметил, что у его лошади поводья приторочены к седлу. Сверху он еще раз высокомерно глянул на меня и отвернулся к Годри:
