- А кто же еще! - воскликнул караванщик. - Ты не пугай меня, дочка, - строго погрозил он ей пальцем, - от счастья ведь тоже бывает рассудка лишаются! Ты слышишь меня? И понимаешь, о чем я говорю?
- Слышу и понимаю, - блаженно улыбаясь, наслаждаясь каждым мгновением новой жизни, промурлыкала девушка.
- Вот и хорошо, вот и замечательно, а то я уже начал беспокоиться: уж больно ты сегодня… какая-то сама не своя.
- Со мной все в порядке, папочка, просто… Просто я так счастлива… так счастлива, что… Что готова голову потерять!
- Счастлива - это хорошо, это замечательно, а вот что касается головы… Вообще-то, это не обряд испытания, так что голова тебе вряд ли понадобится, но все же…
Пусть лучше она будет на месте, а то мало ли что, вдруг жених тебя не узнает, без головы-то…
- Ой, папа! - она зарделась румянцем. - Что ты такое говоришь!
- Действительно, что это я, о чем думаю? Узнает - не узнает, какая теперь разница?
Уже все уговорено, обговорено - так что не отвертится.
- А… - девушка вдруг поняла, что отец говорил о ее замужестве, причем так уверенно, что у нее не оставалось никаких сомнений: он не шутит. "Неужели?!" - сердце йокнуло у нее в груди, полнясь радостью. - А… Раз все оговорено…
Папуль, скажи мне пожалуйста, за кого ты выдаешь свою послушную дочь?
- Выдаю?! - не сдержавшись, Атен расхохотался. - Послушную дочь?! - он смеялся долго, все никак не мог успокоиться. - Ну, повеселила ты меня!
Мати смутилась, опустила глаза. Ей было страшно любопытно. Именно - страшно. До ужаса, замирания сердца и дрожи в коленках. Но спросить еще раз… Это было еще страшнее. И как-то… неловко. Даже стыдно. И она, вместо этого, поспешно заговорила:
- Ладно, папочка, ладно! Я все поняла!
- И вспомнила? Ты помнишь, что сегодня твой день и тебе надо быть безоглядно счастливой, обворожительно красивой и немного смущенной? Нет, смущенной - самую малость. А то, видя эти красные, как помидоры, щеки люди могут всякое подумать.
- Да, хорошо! Ну, я побежала!
- Куда! - удержал ее за руку отец.
- Ну… Мне… Тут… Надо… - затороторила она нечто несвязанное, пока, наконец, не выпалила: -Я только на мгновение! - и, прежде, чем Атен успел ее остановить, исчезла среди деревьев.
- У-ф! - вновь оказавшись посреди пшеничного поля, вздохнула Мати. Она испытала облегчение оттого, что, наконец, осталась одна.
"Еще чуть-чуть, и я действительно лишилась бы головы. Ее бы унесло порывом разбушевавшегося ветра, словно осколок разбившейся ледяной статуи".
Правда, она и так чувствовала себя не совсем уверено… Вернее даже - совсем не уверенно. Руки нервно теребили край золотого одеяния, коленки дрожали.
- Великие боги, что же это? - и, не выдержав своих мыслей, оказавшихся еще хуже разговора с отцом, от которого она так поспешно убежала, девушка опустилась на землю, только потом подумав о том, что мнет и пачкает одежду. А ведь это было свадебное платье, которому надлежало выглядеть безупречным…
В первый миг она была готова в страхе вскочить, начать поспешно приводить себя в порядок, надеясь, что все еще можно будет исправить, но потом, к собственному удивлению, небрежно махнула рукой:
- Ну и ладно! В конце концов, это всего лишь мечта моего отца. Хороша мечта - выдать меня замуж! Ну, папочка! Он что же, действительно так страстно хочет избавиться от меня? - нет, она прекрасно понимала, что отец желал ей только добра. Он постоянно думал, заботился о ней. Так было и так будет всегда, пока он жив. Вот ведь, даже его мечта - о ней. Просто… - Он хочет, чтобы я была счастлива. А быть счастливой одна я не смогу… - вот странно, она сама поняла это лишь прожив долгие годы на острове мечты. Как же хорошо отец должен был знать ее… - Папа, мой папочка! - ее губы смеялись, в глазах же стояли слезы. В один и тот же миг ей было весело и горько, причем оба чувства были одинаково искренни и ярки. И Мати сама не понимала, какое из них было сильнее.
"Я хотела бы остаться навсегда в мечте отца… - это действительно было так. И Мати уже решила для себя, что обязательно вернется сюда. Конечно же, ведь отец не пожелает для нее ничего плохого. - Это - именно то место, в котором мне будет лучше всего!" Да, все так, все так… Вот только…
"Я вернусь… Но сейчас я должна уйти. Ненадолго. На мгновение. Все равно без меня эта мечта не возможна, так что я обязательно вернусь, - успокаивала она себя, закрывая глаза. - Только проверю, все ли в порядке с Шамашем. Ведь он тоже оказался в этом городе… Конечно же, демоны не в силах справиться с могущественнейшим из богов, но… мало ли… Ведь у него тоже есть мечта… - да, вот что на самом деле сильнее всего хотелось ей узнать: о чем мечтал ОН?" И только она успела подумать об этом, как все вокруг наполнилось свистом ветра.
Его резкие порывы разбросали волосы, растрепали их, запутывая…А потом сильные, могучие крылья ветра подхватили ее, понесли неизвестно куда… …Мати очнулась оттого, что прямо возле самого уха прозвучал громкий женский голос:
- Полеся, проснись!
- Я не… - начала она, но остановилась, задумавшись, не зная, что ей следовало сказать в первую очередь: что она не спала или что она не Полеся, чтобы это ни значило.
- Я не сплю! - ответил тоненький девичий голосок.
Караванщица прикусила губу, нахмурилась, сосредоточенно разглядывая причудливый узор половиц, на которых сидела.
"Демоны говорили, - перекладывая мысли, словно монетки, с ладони на ладонь, размышляла она, - что в мир легенд можно войти только в образе того, кто в нем жил… Может быть, в мир чужой мечты тоже можно прийти лишь тем, кто там есть, - ее губы сжались сильнее и она почувствовала солоноватый привкус крови, вдруг с совершенной ясностью осознав: - Но раз я здесь не я, значит, мне нет места в его мечте! - эта мысль… Она была для нее страшнее любой угрозы, больнее обиды и нестерпимее проклятья. - Но почему?! Я… Мне ведь и надо было совсем немного, так, доброе слово, краешек повозки, просто возможность быть рядом, и… " - ей захотелось заплакать, но она не могла. В глазах было столько слез, словно они копились в их морях не миг, не день, а целую вечность, но грань век, являя собой непреодолимую преграду, не пропустила ни одну слезинку, не позволила и капельке горячей горечи пролиться на похолодевшие, сделавшись бледными, неживыми, щеки. В первый миг она была готова возненавидеть Шамаша, но потом немного успокоилась, вспомнив: - А, может, я сама во всем виновата. Демоны советовали мне быть точной в своих желаниях, я же хотела просто попасть в мечты Шамаша, не подумав даже о том, кем я там буду. И Курунф сам выбрал, сделав меня неизвестно кем…" - она не знала, почему он поступил с ней так, может быть, решил проучить за не выученный урок, но, в любом случае, это было не столь обидно, как мысль о том, что Шамаш забыл о ней, словно ее и не было никогда.
