За домом, в темном тесном дворике, росла одинокая яблоня. Когда-то она была сельским деревом — до тех пор, пока неуклонно наступавший серый Лондон не поглотил свои зеленые пригороды. Кто-то из обитателей дома в загадочном порыве собрал плоды и разложил по подоконникам, где они и лежали вот уже несколько лет — сначала в виде старых яблок, потом в виде распухших яблочных трупов и, наконец, в виде призраков яблок. В доме пахло тушью, бумагой, углем, бренди, опиумом, гниющими яблоками, свечами, кофе. Все это мешалось с запахом двух мужчин, день и ночь — работающих в замкнутом пространстве и ни за какие блага не желающих открыть окно.
Господа Минервуа и Форкалкье вообще забыли, что на земле есть такие места, как Спитфилдс или Франция. Они жили в совершенно ином мире — мире гравюр к книге мистера Стренджа. И мир этот был очень странным.
В нем тянулись бесконечные коридоры, построенные скорее из теней, чем из чего-то другого. Темные проемы в стенах намекали на существование других коридоров, так что гравюры казались лишь центром огромного лабиринта. Некоторые изображали широкие ступени, спускающиеся в темные подземные каналы, на других бесконечная дорога тянулась через неоглядную вересковую пустошь. У зрителя складывалось впечатление, что он смотрит на пейзаж с высоты. Далеко-далеко впереди маячила тень, не больше, чем царапина на бледной поверхности дороги. Нельзя было сказать, кто это — мужчина, женщина или ребенок, да и вообще, человек ли. Однако фигура, такая одинокая на заброшенной дороге, вызывала загадочное беспокойство.
Один из рисунков изображал одинокий мост через бескрайнюю туманную пропасть — возможно, через само небо. Хотя мост был сложен из того же камня, что и коридоры, и каналы, с каждой его стороны вились крошечные лесенки, прилепившиеся к массивным опорам. Лесенки выглядели крайне ненадежно, словно построены совсем не так искусно, как мост, но, однако, множество их вело через облака в неведомые никому области.
Стрендж склонился над гравюрами с рвением, не уступающим истовости самого художника: в голове у него сразу родилось множество вопросов, замечаний и предложений. С художниками он беседовал по-французски. К немалому удивлению Стренджа, Чилдермас все понял и даже задал Минервуа пару вопросов на его родном языке. Впрочем, французский Чилдермаса носил столь сильный отпечаток йоркширского говора, что художник ничего не понял и поинтересовался у Стренджа, не голландец ли его спутник.
— Разумеется, — заметил Стрендж, обращаясь к Чилдермасу, — все произведения получаются у них итальянскими — слишком похожими на работы Палладио или Пиранези. Но что делать? Иначе они не умеют, так их учили. Нельзя преодолеть свою выучку. Я, например, как волшебник никогда не смогу стать совершенным Стренджем — или, по крайней мере, одним лишь Стренджем. Во мне навсегда сохранится слишком много от Норрелла.
— Так, значит, на Дорогах Короля вы видели именно это? — поинтересовался Чилдермас.
— Да.
— А что это за страна, которую пересекает мост?
Стрендж взглянул на Чилдермаса с нескрываемой иронией.
— Понятия не имею, господин волшебник. Каково ваше мнение?
Чилдермас пожал плечами.
— Думаю, это Страна фей.
— Возможно. Впрочем, полагаю, то, что мы называем Страной фей, на самом деле включает в себя множество различных стран. С тем же успехом мы можем назвать это пространство просто «где-то» и окажемся правы.
— Далеко эти края?
— Не очень. Я отправился туда из Ковент-гардена и увидел их часа через полтора.
— А магия потребовалась сложная?
— Нет, не особенно.
— А вы не можете сказать, какая именно?
— С величайшей готовностью. Вам необходимо заклинание откровения — лично я воспользовался вариантом Донкастера. И еще одно — заклинание растворения, чтобы растопить поверхность зеркала. В тех книгах, которые мне довелось изучать, содержится бесчисленное количество таких заклятий. Однако, как показывает практика, все они бесполезны, а потому мне пришлось составлять собственное, если желаете, я могу его написать. И, наконец, необходимо включить оба эти заклинания в общее заклинание поиска пути. Это важно, поскольку без него можно не выбраться обратно.
Стрендж замолчал и, внимательно взглянув на собеседника, уточнил:
— Вам понятно?
— Вполне, сэр.
— Хорошо.
Наступила пауза. Ее прервал Стрендж.
— Не пора ли, Чилдермас, покинуть службу у мистера Норрелла и перейти ко мне? Вы будете не слугой, а учеником и помощником.
Чилдермас рассмеялся.
— О, благодарю, сэр! Благодарю! Однако мне рано уходить от мистера Норрелла. А, кроме того, я был бы очень плохим учеником — куда хуже, чем вы.
Стрендж, улыбаясь, на секунду задумался.
— Хороший ответ, — наконец, произнес он, — но, боюсь, не слишком убедительный. Не верю, что вы искренне стоите за Норрелла. Один волшебник в Англии! Одна точка зрения на магию! Вы, разумеется, не сможете с этим согласиться? В вашем характере кроется не меньше противоречий, чем в моем собственном. Так почему бы нам не объединить наши противоречия?
— Однако в таком случае я должен буду согласиться с вами, сэр, не так ли? Не знаю, чем все кончится между вами и Норреллом. Я просил ответа у карт, но они не говорят ничего определенного. Будущее слишком сложно для ясного ответа, а я не могу найти тот вопрос, который должен задать картам. Знаете, что я сделаю? Обещаю: если вы потерпите поражение, а мистер Норрелл выиграет, то я оставлю службу у него. Встану на вашу сторону, соберу все силы, чтобы ему противостоять, найду веские аргументы против него. И тогда в Англии все-таки останется два волшебника и сохранятся две точки зрения на магию. Однако, если проиграет он, а победу одержите вы, я стану на его сторону и сделаю то же самое по отношению к вам. Годится?
Стрендж улыбнулся.
— Годится. Отправляйтесь же обратно к мистеру Норреллу и передайте ему мои наилучшие пожелания. Скажите, что я надеюсь, его удовлетворят те ответы, которые я дал вам. А если ему угодно узнать еще что-нибудь, вы сможете застать меня дома завтра около четырех.
— Спасибо, сэр. Вы чрезвычайно откровенны и открыты.
— А почему бы и нет? Норрелл любит охранять свои секреты, а вовсе не я. Я не сказал вам ничего, чего не будет в моей книге. Примерно через месяц любые мужчина, женщина или ребенок в Англии смогут прочесть ее и составить собственное мнение о моих познаниях. Не вижу, как Норрелл сумеет помешать публикации.
49
Безумство и необузданность
Март 1816
Через несколько дней после визита к граверам Стрендж пригласил сэра Уолтера и лорда Портишеда на обед. Оба джентльмена не раз обедали у Стренджа, но после смерти миссис Стрендж впервые оказались в доме на Сохо-сквер. Увы, многое здесь изменилось к худшему. Судя по всему, Стрендж вернулся к холостяцким привычкам. Столы и стулья почти скрылись под кипами бумаг. Неоконченные главы книги можно было встретить в любом уголке дома, а в гостиной заметки появились даже на обоях.
Сэр Уолтер попытался было снять со стула стопку книг.
— Нет-нет! — закричал Стрендж. — Не трогайте! Они лежат в строжайшем порядке!
— На что же мне сесть? — озадаченно поинтересовался сэр Уолтер.
Стрендж раздраженно фыркнул, как будто гость потребовал чего-то немыслимого, тем не менее книги убрал, и при этом лишь раз отвлекся от процесса, чтобы уткнуться в одну из них. Прочитав какой-то важный отрывок дважды и записав на обоях комментарий по его поводу, он снова обратил внимание на гостей.
— Очень приятно вновь увидеть вас здесь, милорд, — повернулся он к Портишеду. — Я всех спрашиваю о Норрелле — также, как, наверное, он спрашивает обо мне. Надеюсь, вы сможете мне многое рассказать.
— Мне казалось, я уже сообщил все, что мог, — жалобно заметил сэр Уолтер.
— Да-да. Вы рассказали, где Норрелл бывал, с кем разговаривал, как к нему относятся министры. Но я спрашиваю его светлость о магии. А вы знаете о магии всего лишь…
— На несколько квадратных дюймов обоев? — предположил сэр Уолтер.
— Вот именно. Ну же, милорд. Поведайте мне. Чем мистер Норрелл занимается в последнее время?
— Ну, — начал лорд Портишед, — по просьбе лорда Ливерпуля он составляет заклинания, чтобы помешать Бонапарту вырваться на свободу. Кроме того, он изучает «Рассуждения о Царстве света и Царстве тьмы». Ему кажется, что он обнаружил нечто весьма важное.
— Что именно? — взволнованно воскликнул Стрендж. — Что нового он рассмотрел в «Рассуждениях»?[122]
— Он нашел нечто важное на семьдесят второй странице издания Кромфорда. Какое-то новое применение «Заклинания для вызывания смерти». Я плохо понял, в чем там суть[123]. Мистер Норрелл, видимо, полагает, что данный принцип можно применить для лечения болезней у людей и животных — вызвать болезнь из тела, словно демона.
