Рассказы Шеммы изобиловали эмоциями и рассуждениями в той же мере, в какой страдали отсутствием ясности и последовательности. Пантур приложил немало усилий прежде, чем воссоздал полную картину путешествия табунщика. Получив представление о той или иной подробности жизни наверху, ученый заглядывал на полку, где, прижатая книгой, лежала стопка бумаги собственного изготовления, брал лист, разводил водой подсохшие чернила, пододвигал поближе вазу с золотисто-светящимся плющевидным растением, присаживался за стол и аккуратно записывал услышанное.
Шемма скучал рядом — ходил по комнате, зевал, садился и вновь вставал, разглядывая через плечо Пантура ложащиеся на бумагу крючочки и закорючки. По его просьбе Пантур показал ему, как выглядят и как объединяются в числа монтарвские цифры. Табунщик на время позабыл скуку, представляя в уме, как могут выглядеть надписи «Третий кольцевой», «Шестой радиальный», а Пантур записывал и записывал, и на серую монтарвскую бумагу ложились незнакомые прежде слова — «Цитион», «Босхан», «Келанга»… «магия».
Слово «магия», постоянно встречавшееся в рассказах Шеммы, неизменно повергало лурского ученого в недоумение. Он вновь и вновь задавал вопросы о магии, но получал лишь невразумительные ответы, дополняемые жестикуляцией и пожиманием плечами. Наконец, терпение Шеммы иссякло раньше терпения Пантура. Табунщик вытащил магические поделки, купленные на Оранжевом алтаре, и заявил:
— Вот! Это — магия.
Пантур, щурясь, рассматривал светлячок Саламандры, огниво и бусы.
— Без магии это просто камни, и больше ничего, — сказал табунщик. — Свет камня получается от магии.
Пантур отложил светлячок в сторону.
— А эта штука чем замечательна? — спросил он, указывая на огниво.
Шемма чиркнул по огниву, произнеся магическое слово. На стол посыпался сноп искр, одна из них, попав на лист бумаги, прожгла дырку.
— Им разводят огонь, — пояснил Шемма.
Пантур знал свойства порождающих огонь камней. Сила удара Шеммы была недостаточной для такого количества искр. Он взял огниво и попробовал высечь искры. Две крохотных искорки растаяли в воздухе, не долетев до стола.
— Не так, — поправил его Шемма. — Надо сказать заклинание.
Ученый выполнил все, как сказал Шемма, и получил сноп искр. Слово совершило то, что не могли сделать руки.
— Внутрь камня кладут магию, — объяснил Шемма в меру своего понимания. — Это делают на алтарях, а пользуются везде.
Пантур медленно кивнул.
— У вас в селе испортился такой алтарь? — начал понимать он.
— Он самый. — Шемма обрадовался, что его, наконец, поняли. — Наш алтарь вызывал дожди, а теперь не может. Вот мы и поехали… — и он вновь начал рассказывать уже известную Пантуру историю.
— А почему вы поехали именно сюда? — перебил ученый Шемму.
— На здешнем алтаре есть сильные маги, — ответил тот. — Вдруг они помогут!
— Разве и здесь есть алтарь? — спросил Пантур.
— Храм богини Мороб — это же и есть Оранжевый алтарь! — Шемма пояснил очевидный для себя факт.
Все стало на место в голове Пантура. По прежним рассказам Шеммы он счел здание над Оранжевым шаром храмом, который люди сверху неизвестно почему воздвигли в честь владычицы Мороб, правившей Луром около трехсот лет назад. Это здание оказалось алтарем, выполняющим магию.
— А этот, Оранжевый алтарь, не испортился? — спросил он Шемму.
— Кто ж его знает… — ответил табунщик. — Я так и не поговорил с ихним главным — уттаки помешали.
Пантур в задумчивости вертел палочку для письма.
— Тебе никто не говорил, почему испортился ваш алтарь?
— Это все главарь уттакский, Каморра, — убежденно сказал Шемма. — Равенор так считает, а он — маг, каких поищешь. И Тифен так считает.
— Каморра тоже уттак? — взглянул на него Пантур.
— Нет. Он — маг, из здешних. Конечно, не Равенор, но сильный маг. Все так говорят.
В этот день Пантур больше не задавал Шемме вопросов.
Он осмысливал факт существования не известной в Луре силы, широко используемой людьми сверху и называемой магией. Шемма давно спал, раскинувшись на жесткой лежанке и похрапывая во сне, а кошачьи глаза Пантура все глядели в потолок, не замечая знакомых гранитных узоров. Старый ученый думал, что хорошо бы побывать в храме Мороб, поговорить о таинственном явлении — магии, узнать от сведущих людей, что это такое. Думал он и о тревожных событиях, разоривших храм, о напасти с севера, грозящей жителям удивительных городов, описанных Шеммой.
Судьба табунщика, лоанского посланца, вызывала беспокойство у Пантура. Ведь лучшее, чего мог ожидать Шемма — навсегда остаться в Луре, и даже на это нужно было уговорить владычицу и, еще хуже, ее советника. А где-то там, в Лоанской долине, такие же крестьяне, как Шемма, дожидались помощи от своего гонца. Пантур сочувствовал Шемме — угораздило же этого парня свалиться в шахту! — но не знал, как ему помочь, не нарушив законов Лура.
Следующий день начался, как всегда, с мытья коридоров и завтрака, но вскоре Шемма заметил, что привычный распорядок дня монтарвов нарушился. Казалось, никто не пошел работать — коридоры Лура и центральный зал общины заполнились гуляющими без дела монтарвами. Табунщик, привыкший к тому, что жизнь Лура текла так же размеренно, как вращалось водяное колесо на мельнице Денри, не замедлил узнать у Пантура, что произошло в городе.
— Кошки ушли к пруду, — объяснил ученый. — Праздник новолуния начался.
— К пруду? — изумился Шемма. — Что им там делать?
— В каждой общине есть пруд, где разводят рыбу, — начал рассказывать Пантур. — Три дня новолуния — это наш праздник. В эти дни у нас никто не работает, кроме тех, кто поддерживает огонь в очагах и готовит еду. Праздник начинается рыбной ловлей и всеобщим пиром, затем — еще два дня отдыха и веселья.
— Можно будет поесть рыбки?! — обрадовался вечно голодный от растительной пищи табунщик.
— Да, раз в месяц здесь все едят рыбу. Чаще нельзя, иначе количество рыбы в пруду не восстановится. Тебе интересно посмотреть, как ее ловят?
Шемма охотно согласился. Когда они с Пантуром пришли к пруду, там никого не было, кроме кошек. Зато кошек было невероятно много — черные и серые, с гибкими хвостами, с блестящими зелеными глазами, они лежали на берегу, крутились у пруда, заглядывали в спокойную черную воду.
— Здесь все кошки Лура? — спросил Шемма.
— Кошки нашей общины, — ответил Пантур, нагибаясь и гладя вертевшихся у ног кошек. — Мы их называем лунными, потому что они безошибочно чуют день новолуния.
— Как их много! — покачал головой табунщик. — Каждому жителю хватит по кошке.
