— Здравствуйте. Где мои вещи? — хмуро сказал я.
— И тебе здорову быть. Добро твоё непотребное почистят и принесут.
Я с трудом, но сдержался, что не сказать что-нибудь соответствующее моменту. Дед заметил это.
— Не тревожься. Мы ничего не сделаем с твоими вещами. Мы давно забыли, что такое оружие и броня.
— Там есть опасные предметы. Так что лучше принесите их мне, уж своё снаряжение сумею привести в порядок. И скажите наконец, кто вы, где я, и как я тут оказался. Я шёл… туда, где меня ждут.
Что-то остановило меня о упоминания Быстрых Троп.
— Мы живём здесь четыре поколения, мы ушли от мира и его жестокости. Меня зовут Яков. Тебя нашли на горном покосе, возле леса. Ты был весь в крови и изранен. Похоже, ты встретился со зверем.
Я кивнул. Ещё с каким зверем, мать его… Яков… На староверов вроде не похоже — те бороды не бреют, да и вообще.
— Я в Сибири? — на всякий случай стоило проверить догадку.
Дед покачал головой.
— Нет. Я не знаю такого места. А у нашего села названия нет.
Я вздохнул. Под повязками зудело и чесалось. Значит идёт быстрое заживление.
— У меня мало времени. От того, когда я приду, слишком многое зависит.
— Ты лучше отдохни, — староста положил сухую крепкую ладонь мне на лоб, и я отключился.
Среди ночи меня что-то разбудило. Под ногами оказался мягкий толстый коврик, связанный из лоскутов. Всё мое "непотребное добро", как изволил высказаться староста, уже лежало здесь же, рядом, на широкой лавке.
Пока я спал, повязки, кажется, сменили ещё раз. Я ощущал на коже холодок от каких-то мазей. И вообще чувствовал я себя намного лучше. Оделся. Вокруг стояла тишина. Обычно в любом сельском дворе даже ночью идёт какое-то шевеление в птичнике или там ещё где, здесь же я не слышал ничего. Странное какое-то село, лубочное… Я вышел из пристройки. Прохладный воздух, ясное высокое небо, усыпанное незнакомыми узорами звёзд. И целых две луны, маленьких и не очень ярких. Но их света вполне хватало. Замечательно. Куда бы нас не заносило в Зоне, всегда были те же самые наши созвездия и одна луна — здоровенная серебристая монета, ну или какая-то её фаза.
Не светилось ни одно окошко. Только слабый ветерок шелестел ветвями каких-то невысоких деревьев в саду. Я тихонько вышел за ворота. Пустая улица привела меня к околице, обращённой в сторону леса. И в момент, когда я рассматривал травянистый склон и косо поднимавшуюся по нему дорогу, меня сзади негромко окликнули.
Это была та девушка, которая ехала рядом со мной на подводе.
— Ты уже уходишь? — в её голосе было и удивление и непонятные оттенки страха. — Так быстро?
Я медлил с ответом, не понимая происходящего.
Она подошла ближе, настолько, что я рассмотрел спешно накинутый на плечи светлый платок.
— Зачем ты уходишь?
Глаза девушки дрожали, метались по мне взглядом.
— Слишком многое поставлено на кон. Жизнь моих людей, моего народа. Там, откуда я — я неопределённо махнул рукой — сейчас решается… я даже не знаю, как назвать то что происходит. Для тебя это всё чуждо и непонятно, скорее всего.
— Там война, да? Дедушка рассказывал мне, что такое война. Это когда люди убивают друг друга.
— Убив сейчас десяток, может сотню, я спасу многие тысячи. Это я знаю точно.
— Но те, кого ты убил, их уже не вернуть! — она готова была заплакать.
— Ты предлагаешь мне бросить тех, кто верит мне, кто закрывал меня собой? Наверное, твой дед не совсем дружит с головой и честью, да и с собственной совестью.
Девушка задрожала, как от сильного холода.
— Ты ещё ничего не понял?
— Что я должен был понять?
— Это твой мир. Ты стремился сюда всё то время, сколько воевал.
Я пожал плечами.
— Мой мир… Мой мир, может, и не самый лучший, но он мой. И сейчас идёт война за него. Я должен быть там. А на это — я со вздохом окинул взглядом окрестные красоты — я сейчас просто не имею права…
Линия горизонта странно вздрогнула в неверном свете двух лун, размылась. Я сильно моргнул несколько раз, чтобы выдавленные слёзы смочили глаза, вернув им ясность. И всё равно горизонт как-то изменился, стал ближе, что ли.
Девушка обернулась, а когда снова посмотрела на меня, глаза её были полны ужаса. Она пыталась что-то сказать, но слова застряли. Я нахмурился. Происходило нечто, напрочь вываливающееся за рамки моего понимания. Далёкая линия гор стала полупрозрачной, сквозь неё проглянули несколько ярких звёзд. Пространство сворачивалось, как внутренности медленно затягиваемого кулька!
— Иди сюда! — рявкнул я, доставая нож и наклоняясь к утоптанной дорожной земле. — Быстрее!
Девушка медленно покачала головой, но ноги сами понесли её.
— Встань за спину! Из круга не выходи, что бы ни случилось!
Вот и пришло время укрепиться в вере… Ибо кто не укрепится, тем, как когда-то заметил псоглавий шаман, наступит полный и безоговорочный кирдык.
Остриё быстро, как будто ведомое вовсе и не моей рукой, вычертило на окружности руны, замкнувшие нас в кольцо. Голова не работала, я всё делал на автопилоте. Горизонт приближался, поглощая тусклой акварельной дымкой уже соседнюю долину. Стиснув зубы, я полоснул по запястью. Струйка крови щедро пролилась на руны, не впитываясь в землю. Через минуту в голове немного помутилось, в висках застучали молоточки.
— Ты убиваешь себя! — сдавленно выкрикнула из-за спины девушка.
— Не дождёшься… — сказал я, ощущая, что сознание куда-то отплывает. Но перед тем, как окончательно отрубиться, я увидел, как вокруг нас вспыхивает потрескивающий яркий кокон.
Перед глазами всё плыло и извивалось разноцветными узорами. Нос обонял изрядную вонь потной шерсти. Голова трещала, а правый глаз не открывался, залитый чем-то густым и уже почти засохшим. Я провёл по лицу рукой. Не зря меня меднолобым иногда называли — на лбу была мощная шишка. В сумеречном влажном свете просматривались деревья.
Так… Значит, всё это время я провалялся здесь, посреди Тропы, в объятьях трёхметрового шерстистого дядьки? А идиллическая деревенька в горах? От удара по лбу образовалась?
Я посмотрел на левое запястье. Оно было тщательно перевязано плотной чистой тканью. Не бинтом из медпакета. С трудом приподнявшись на руках, я сел. На моих ногах покоилась здоровенная башка лесного чудища с торчащим из левого уха мечом. Фляга на поясе уцелела. Я плеснул на ладонь холодного разведённого вина, кое-как обтёр полой кителя лицо.
Рядом послышалось всхлипывание. Голова поворачивалась с трудом, шея ныла как один большой зуб. Возле отлетевшего в сторону ранца сидела давешняя внучка старосты лубочной деревеньки. Ну да, кому же, как не ей было перевязать руку… Вполголоса матерясь, я высвободился. Голова монстра весила пуда полтора, наверное.
После приличной контузии мозги соображали отвратительно. Да и потеря доброго литра крови просто так не проходит. Я приложился к фляге, высосал половину, протянул девушке.
— Пей.
Она подняла голову. Испуг, ненависть, боль — всё смешалось в этом бешеном взгляде.
— Зачем ты это сделал?
— Что?
— Ты создал мой мир, создал меня. И уничтожил его. Зачем ты оставил жить меня, забрав с собой?!
Если бы у неё были силы вскочить и наброситься на меня, она бы наверняка так и сделала. Я невольно попятился, сел на поверженную тушу.
— Я что, бог, создавать и разрушать миры одним махом?
— Я не знаю, кто ты. Я могу только понимать, что произошло.
Вот и приехали… Отхлебнув ещё раз, я помассировал свободной рукой шею. Быстрые Тропы берут плату за проход. И никто не знает, как кому придётся заплатить. Странно, но я не чувствовал совершенно ничего. Никаких угрызений, никаких движений души. Возможно, это придёт потом, когда я буду в более живом виде. А сейчас сожалеть некогда — на Быстрых Тропах нельзя оставаться слишком долго. Почему, опять же не было сказано ни слова. Они сами выводят путника к его цели, и ему не стоит задерживаться сверх меры, вольно или невольно.
