Сейчас перед Акивой стояла Меллиэль – сестра, которую по прибытии на остров он обнаружил в тюрьме. Она и бойцы из ее отряда были в тот день освобождены, как и остальные солдаты Иорама и его эмиссары, которых держали отдельно от других. Всем предоставили выбор: остаться со стелианцами или уехать. Незаконнорожденные семей не имели, возвращаться им было не к кому, поэтому они обосновались здесь, по крайней мере пока.
Некоторые, особенно самые молодые, вроде Иава, со всей страстью отдались участию в сезоне сновидений, который скоро должен был подойти к концу и добавить в гены стелианцев голубые глаза. Что касается Меллиэль, она заявила, что хочет принять участие в грядущей битве и никуда не поедет. Однако с каждым днем Незаконнорожденная казалась все менее воинственной, и Акива заметил, что она уделяет гораздо больше времени пению, чем воинским тренировкам. У нее всегда был чудесный голос, и сейчас речь приобрела черты, характерные для стелианцев. Меллиэль разучивала старинные песни Мелиза, в которых жило волшебство.
Акива поздоровался с сестрой, но не спросил, зачем она его искала. Каждый день они встречались за обедом, так что единственной причиной могло быть желание поговорить без свидетелей. Если ей есть что сказать, она в конце концов скажет.
– Который из них? – спросила Меллиэль, встав рядом с братом и глядя на море. В ясные дни отсюда можно было увидеть две сотни островков. Девяносто процентов были не населены или едва заселены, и Акива присмотрел один для себя. И для Кэроу, хотя никогда не говорил об этом вслух.
Он показал на скопление островов к западу, туда, где опускался в море солнечный диск.
– Вон там, похожий на черепаху.
Меллиэль одобрительно хмыкнула, словно сумела различить его на таком расстоянии. Вряд ли. Маленький, ничем не примечательный клочок суши.
– Там есть пресная вода? – спросила сестра.
– Когда идет дождь, – ответил Акива, и Меллиэль засмеялась.
В это время года дождь шел безостановочно. На севере таких ливней не бывает: внезапных, коротких и злых. Потоки воды, падающие с горы, в минуту разбухали, меняли цвет с синего на бурый. А потом все прекращалось почти так же быстро. Воздух был сырой и плотный, над островом медленно плыли низкие тучи, неся в своем брюхе воду. Их тени, мчащие по поверхности моря, казались силуэтами погруженных в воду морских тварей. Акива никак не мог поверить, что это всего лишь тучи, и теперь стелианцы его поддразнивали.
– Смотри, кит! – восклицала Эйдолон, указывая на тень от тучи размером с пол-острова. Мысль о том, что кит может быть таких размеров, казалась ей чрезвычайно забавной.
Нитилам, вот что не выходило у Акивы из головы. Собственно, он не переставал думать о них.
– А дом? – спросила Меллиэль.
Акива посмотрел в сторону.
– Да какой там дом.
Он лукавил. Надежда помогала не сойти с ума, а мысль о Кэроу не позволяла оставлять усилий и день за днем осваивать то, что когда-то сам он назвал «набор энергий». Именно здесь крылся корень не только магии, но и разума, души, всей жизни. Только когда не останется сомнений, что Акива научился владеть собой и своей ужасающей способностью до дна вычерпывать сиритар, он будет свободен и волен идти куда хочется.
Если бы Кэроу прилетела, если бы она увидела. Но долг держит их по разные стороны земли. Утешало одно: рядом с ней остались Зири, Лираз, Зузана и Мик, и они проследят, чтобы она не забывала о себе. И еще Клык, который пообещал обучить ее более приемлемому методу платить дань, нежели боль.
– Но дело движется? – спросила Меллиэль.
Акива пожал плечами. Он не хотел говорить ей, что дом уже готов, что каждое утро, просыпаясь в общем жилище, которые стелианцы отвели для Незаконнорожденных, он лежит, закрыв глаза, и представляет совсем другое пробуждение.
– Тебе что-нибудь нужно? Сильфия отдала мне прекрасный чайник, я его ни разу не использовала. Можешь взять.
Простое предложение, но Акива бросил на Меллиэль подозрительный взгляд. Чайника у него не было, у него много чего не было – но откуда об этом узнала Меллиэль?
– Отлично, спасибо, – сказал он, стараясь показать свою признательность.
Слишком бесцеремонно.
С прибытия на острова жизнь Акивы большей частью была для окружающих раскрытой книгой. Распорядок дня, тренировки, успехи, даже настроение – все это в любую минуту могло стать предметом для широких дискуссий. Кто-нибудь из магов – как правило, Певчая – постоянно поддерживал контакт с его душой, отслеживая процесс, – своего рода мысленный палец на мысленном пульсе. Бабушка уверяла Акиву, что никто не читает его мысли, и он ей верил. А еще – надеялся, что по неопытности не расшвыривает свои послания, как конфетти. На радость всем желающим.
Мог бы выйти конфуз.
Он ни с кем не говорил об этом: островок, дом, свои надежды – хотя, конечно, все знали. И, конечно, он никогда никого с собой туда не звал. Кэроу будет первой. Придет день. Как мантра: придет день.
– Ладно, – сказала Меллиэль, и Акива подумал: вот сейчас она поведает то, ради чего сюда пришла. Однако она молчала, только смотрела на брата почти… нежно. Постояв, тронула его руку.
– Увидимся за ужином.
Очень странный разговор, но Акива выбросил его из головы и сосредоточился на очередном послании для Кэроу.
И только позже, когда он спустился с горы и направился в общий дом на ужин, странность разговора дошла до него в полной мере – потому что там его ожидала еще большая странность, в крытой соломой внешней галерее здания.
Сначала он увидел чайник и потому понял, что остальное – тоже подарки. Подошел ближе и внимательно рассмотрел вещи, которых час назад здесь еще не было. Табурет с вышитой подушечкой, пара медных ламп, большая миска из полированного дерева, до краев наполненная разными фруктами, растущими на острове. Аккуратно сложенная белая тонкая ткань, глиняный кувшин, зеркало. Акива озадаченно изучил всю эту гору.
Позади него под взмахами крыльев засвистел воздух. Он обернулся и увидел бабушку, которая держала в руках что-то запакованное.
– И ты? – спросил он с мягкой укоризной.
Певчая улыбнулась, и ее нежность напомнила ему выражение лица Меллиэль. Что такое задумали женщины?
Певчая протянула ему сверток.
– Возможно, есть смысл переправить все это прямо на остров.
Акива уставился на нее. Если сказанное дошло до него не сразу, так это только оттого, что он ни на что не надеялся. И когда Акива решил, что все же понял смысл ее слов, он послал сообщение, которое рвалось из его сердца, словно крик. Вопрос, самый важный вопрос. От неожиданности Певчая моргнула – а потом засмеялась.
