В общем, когда Морзан возвратился во дворец Гальбаторикса, моя мать стала самым надежным его орудием во всех делах. Он использовал ее для передачи тайных сообщений, научил основам магии — это помогало ей порой оставаться незаметной и собирать любые нужные ему сведения… Но от остальных Проклятых Морзан ее старательно берег — отнюдь не потому, что любил ее, просто опасался, что те используют ее любовь к нему при первой же возможности и постараются загнать его в ловушку… Так оно и шло целых три года, пока моя мать не забеременела. — Муртаг умолк, потупившись и сосредоточенно наматывая на палец завиток волос. Потом сдавленным голосом продолжил: — Отец мой, как я уже говорил, был очень хитер, если не сказать больше. И он отлично понимал, что беременность моей матери поставила их обоих в весьма опасное положение, а уж что грозит будущему ребенку, то есть мне, он старался даже не думать. И вот однажды глубокой ночью он тайно вывел ее из дворца и увез в свой замок. А добравшись туда, наложил могучее заклятие на всю округу, преградив доступ в поместье любому, за исключением нескольких избранных слуг. Таким образом, беременность моей матери осталась тайной для всех, кроме Гальбаторикса.
Ему одному было известно о Чертовой Дюжине все: их заговоры, интриги, столкновения и, что особенно важно, их замыслы. Он развлекался, следя, как они борются друг с другом, и частенько развлечения ради помогал то одному, то другому. Однако по какой-то причине он никогда и никому не говорил о моем существовании.
В положенное время я появился на свет и сразу же был отдан кормилице — матери хотелось всегда быть рядом с Морзаном. Да у нее, собственно говоря, и выбора не было: он все решил за нее сам. Он, правда, разрешал ей навещать меня раз в несколько месяцев, но все остальное время держал в отдалении. Так прошло еще три года — именно в этот период Морзан и нанес мне… тот шрам, что ты видел у меня на спине… — Муртаг опять немного помолчал. — Я бы так и вырос, не зная толком ни отца, ни матери, если бы Морзана срочно не отправили на поиски пропавшего драконьего яйца, из которого потом вылупилась твоя Сапфира. Как только он уехал, моя мать, которую он почему-то с собой не взял, исчезла. Никто так и не узнал, куда она делась. Король пытался отыскать ее, но его слуги не сумели обнаружить ни одного ее следа — скорее всего, она воспользовалась теми заклятиями, которым научил ее Морзан.
К моменту моего появления на свет из Чертовой Дюжины в живых осталось только пятеро. А когда Морзан отправился на поиски яйца, их было только трое. Ну а когда он повстречался в Гиллиде с Бромом, то оставался уже единственным из Проклятых. Умерли все они по разным причинам: самоубийство, засада, чрезмерное увлечение магией и неправильное ее использование… Но большая их часть погибла все же от руки варденов. И я знал, что Гальбаторикс был вне себя от этих потерь.
Как бы то ни было, прежде чем наших краев достигла весть о смерти Морзана, моя мать вдруг вернулась домой. С момента ее исчезновения прошло много месяцев, и она выглядела так, словно перенесла какую-то тяжелуюболезнь, да и чувствовала себя очень плохо. День ото дня ей становилось все хуже, не прошло и двух недель, как она умерла.
— И что случилось потом? — спросил Эрагон, которому не терпелось узнать конец этой истории.
Муртаг пожал плечами:
— Я вырос. Король взял меня во дворец, дал соответствующее воспитание, а потом предоставил меня самому себе.
— И почему же ты покинул королевский дворец? Муртаг горько рассмеялся:
— Покинул! Правильнее будет сказать: сбежал! В мой последний день рождения — мне тогда исполнилось восемнадцать — король пригласил меня на ужин. Когда мне передали это приглашение, я страшно удивился: мне казалось, Гальбаторикс меня совершенно не замечает, да и я всегда старался держаться от дворца подальше. Нет, встретившись случайно, мы с ним, конечно, обменивались приветствиями и ничего не значащими фразами, но вокруг всегда было полно придворных, а у них, как известно, ушки на макушке. В общем, я, разумеется, приглашение принял, да и отказываться было бы просто неразумно. Ужин нам подали просто великолепный, но все время, пока мы ели, Гальбаторикс не сводил с меня своих черных глаз, и этот его взгляд страшно беспокоил меня, мне казалось, он пытается прочесть по моему лицу нечто важное. Не понимая, в чем дело, я старался, как мог, поддерживать вежливую беседу, однако ему разговаривать явно не хотелось, и вскоре я прекратил подобные попытки.
Лишь после ужина он наконец заговорил. Боюсь, что не смогу передать вам, какое ощущение вызывает беседа с этим человеком. Он говорит негромко, завораживая тебя, точно удав кролика, и в высшей степени убедительно излагая свои мысли. Никогда не встречал более пугающей манеры вести беседу! Очень быстро Гальбаторикс развернул передо мной великолепную картину будущего Империи. Прекрасные города возникнут по всей стране и будут населены лучшими из воинов и ремесленников, лучшими музыкантами и философами. С ургалами к тому времени будет уже покончено. Империя по своей территории сравняется с Алагейзией, и повсюду воцарятся мир и благоденствие, но что самое удивительное, в страну вернутся Всадники, призванные помогать Гальбаториксу в управлении наиболее удаленными землями Империи…
Завороженный, я слушал его речи. Он говорил, должно быть, несколько часов подряд, а когда наконец остановился, я спросил его, как он намерен восстановить численность Всадников, ведь всем известно, что драконьих яиц в природе не осталось. Гальбаторикс так и замер, пристально на меня глядя, и довольно долго молчал, а потом протянул мне руку и спросил: «Будешь ли ты, сын моего верного друга и помощника, служить мне верой и правдой, дабы рай воцарился на земле Алагейзии?»
И хотя я прекрасно знал историю того, как он и мой отец пришли к власти, картина, которую он передо мной нарисовал, была слишком соблазнительной. Я всем сердцем желал принять участие в осуществлении этой прекрасной мечты и тут же принес королю клятву верности. Явно довольный этим, Гальбаторикс благословил меня и отпустил, сказав на прощание: «Я призову тебя, когда возникнет нужда».
Прошло несколько месяцев, и он наконец выполнил это обещание. Когда мне передали его приказ явиться, я почувствовал, что душа моя горит рвением служить ему. Мы встретились, как и прежде, наедине, однако он уже не пытался очаровать меня и не скрывал своего гнева: вардены только что разгромили на юге его армию. Страшно звучал его голос, когда он приказал мне возглавить отряд воинов и стереть с лица земли город Кантос, где, как ему стало известно, иногда укрывались повстанцы. Когда я спросил, как поступить с тамошними жителями и как определить, кто из них виновен, а кто нет, он закричал: «Да все они предатели! Сожги всех живьем, а пепел зарой в навоз!» и еще долго проклинал своих врагов, призывая все земные и небесные кары обрушиться на тех, кто посмел выступить против него.
