Орлис задумчиво кивнул. Вспомнил карту грифств Дарлы. По всему выходило: из четырех соседей Загорья двое, Шэльс и Рессер, его прямые враги. И сейчас они очень близко. Служит ли карета грифа Варзы защитой зрецу в здешних краях? Баф уловил беспокойство приятеля и защелкал, обещая внимательно следить за всеми подозрительными людьми. Покосился на карету и, покинув седло, заспешил к Ёрре.
«Когда закат угас, снег стал на вид особенно темным и холодным. В корпусе Ами ночи не столь черны», — подумал Орлис. После заката долго сохраняются отблески сияния у жерла канала для ночного странствия малого солнца. А позже, когда они угасают, на Срединном острове зажигают маяк, похожий на луну Саймили. По крайней мере, мама так учила: похожий. Сам Орлис луны не видел. И здесь, на Дарле, тоже нет лун, жаль.
Ночь густела, настаивалась, как крепкий отвар черницы. Стражи моста опустили решетки позади кареты, закрыв проход до рассвета, как здесь принято. Собственно, никто не имеет права оставаться на мосту ночью, кроме воинов Загорья. Но для пассажиров кареты сделали исключение. Уважая герб на ее дверцах и, не менее того, полусотника Зореня, который вернулся с масляным фонарем довольно скоро.
— Вот и уладил я все, — заверил он. — Нас пустят на мост. Ночью особенно хорошо слышно, как поют его цепи. И видно, как они светятся, позволяя не оступиться и не угодить в бездну между Клыками. Сейчас позову Ёрру и мы пойдем. Но парнишку не возьму: нет причин оказывать ему столь большую честь. Пусть сидит в карете греется.
— Пусть, — охотно согласился Орлис.
Ёрра оделся быстро, ему было интересно все новое. Хорь, узнав, что карета остается в его полном распоряжении, тоже остался доволен.
Зрец в темноте опирался на плечо полусотника и шел уверенно, сказывалась привычка к поводырям. Втроем путники вошли в тоннель, прорубленный в цельном граните южного Клыка. Стены были прекрасно обработаны. Свод высок, гладок и снабжен светильниками, свисающими на массивных цепях. В тишине шаги рождали множащееся сложное эхо, а голоса звенели и дробились под сводами. Говорил в основном Зорень. Восторженно показывал, как ловко ампари в незапамятные времена отполировали потолок: видны срезы породы, и рисунок гранита сам по себе — лучшее украшение тоннеля. Пояснял, что к восходу от Клыков начинается возвышенность, поднимающаяся к самым Белым горам. Вода за Клыками стоит высоко, здесь она перегорожена запрудой и уходит вниз несколькими руслами. Звук сейчас не слышен, гудит поток только по весне, в паводок. Водоводы устроены сложно, как — неведомо. Проходят в толще скал. Зато когда выберешься на мост, станет видно: перепад уровней велик. По правую руку вода рядом, а по левую лежит настоящая пропасть.
— Здесь самый красивый восход Ролла, — отметил Зорень. — Ампари уважали Багряного. Специально выстроили этот мост именно так, не ради одного лишь удобства. Он пересекает реку под углом, зато строго сориентирован поперек летнего пути Ролла. Я был здесь однажды в дни встречи братьев, когда они оба светят нам. Если удастся, и вас привезу снова, чтобы смогли насладиться величием Адалора и Ролла, удвоенных отражением в водах канала. Представляете? По правую руку у вас будет багряный мир гор, а по левую — синее серебро воды. А небо… такого дивного многоцветья более нет нигде!
— Красиво, — заранее согласился Орлис.
— Вот и мост. Мы угадали время. На востоке уже обозначился коготь Багряного, — улыбнулся Зорень, минуя решетку ворот на выходе из тоннеля и вежливо кланяясь стражам. — Идемте. Нам еще надо добраться до середины моста. Он длинный.
Ни единой снежинки не лежало на странном, гладком и чуть шероховатом покрытии моста. Зорень кивнул: это еще одна загадка ампари, не решенная людьми. Сказал и смолк, давая возможность услышать гул цепей. Зрец разобрал его первым, заинтересовался и пошел к едва различимым для его глаз светлым лентам подвесок моста. Ощупал их, восхищаясь и охая, и стал ждать восхода Ролла.
Багряный сперва очертил огненным шнуром горы, затем окрасил небо мрачным великолепием пожара и напоил воду своей теплой кровью. Лед казался теперь тонкой коркой, светящейся изнутри. Ёрра смотрел и с удивлением шептал: зрение сегодня куда богаче и лучше. И оттого вдвойне радовался красоте. Он готов был стоять на мосту целый день. Но от тоннеля уже бежали стражи, и по их лицам было видно: не дадут досмотреть восход.
Первый приблизился, поклонился и обратился к Зореню:
— Ваш гость пытался отравить колодец.
— Не успел? — понадеялся полусотник.
— Его укараулил ваш же форх, — довольно кивнул страж. — И до сих пор руку не выпускает. Мы не вмешиваемся. Угрозы нет, к тому же от первой решетки начинаются земли Загорья. Здесь вы вправе решать, кого миловать или казнить, вы ведь прямой отсвет рода Сарычей.
— Идемте, — велел Зорень. — Сперва спрошу его, зачем учудил недоброе дело.
— Порой зрить особенно тяжело, — отметил Ёрра. — Мало света в душе мальчика. Не знал он добра и сам ему чужд. Жаль — я как-то понадеялся…
Он плотнее запахнул шубу и пошел к тоннелю быстро и решительно, не ожидая помощи или проводника. Орлис догнал его и взял за руку.
— Тебе он сразу не понравился, — сварливо укорил Ёрра. — Ты и меда ему мало положил во взвар, и говорил неласково. Что же получается — прав был?
— Нет, конечно, — виновато отозвался Орлис. — А чего он мою дразнилку перенял? Монетку только я могу просить. Вот.
— Перенял? — Зрец резко остановился и стал озираться, щупая пальцами воздух.
Позади на полушаге замерли Зорень и страж. Оба отчетливо осознавали: они стали свидетелями редкого зрелища. Что ищет в нездешнем провидец Адалора? Ведь так уверенно и настойчиво ловит тонкими длинными пальцами нить ответа! Ёрра коротко выдохнул. Встряхнул кисти рук, словно воду согнал с них.
— Не перенял. Научили его, — мрачно молвил зрец. — Шэльс воинов выслал к каналу. Полдень они надеются рассмотреть уже с моста.
— Не выйдет, — хмуро пообещал страж.
— Мальчик неприметный, в отличие от кареты, — предположил Зорень. — Если бы не Баф, выглядело бы так: мы приехали, нарушили приказ, прошли ночью через охрану и открыли решетку врагу. Кажется, о нас кто-то очень многое знает. Угадал, что вы ищете ученика, о достойный Ёрра. Про ваше доброе расположение к Орлису вызнал, про его привычку донимать столичную стражу.
Тоннель миновали молча, на ходу обдумывая свое. Зрец, очевидно, не желал считать Хоря окончательно дурным. Орлис пытался вспомнить, сколько положил меда во взвар. А страж возмущенно сопел: кто поверит, что сын его милости, пусть и не свет рода, а всего лишь отсвет, то есть рожденный не в законном браке, пойдет против Сарыча?
