Сунь У-кун услышал их ропот и рассмеялся:
– Вы напрасно сердитесь на меня, – сказал он, обращаясь к придворным. – Если вы будете относиться к людям с таким презрением, то болезнь вашего государя никогда не пройдет, даже через тысячу лет!
– Разве может человек прожить столько лет на свете? – изумились придворные, – и за тысячу лет не поправиться от болезни?
– Сейчас ваш правитель – больной государь, а если умрет, то станет больным мертвым духом. В следующем перерождении он окажется опять-таки больным, но уже с рождения. Таким образом он и за тысячу лет не избавится от своего недуга!
– Ну и наглый же ты монах! – разгневались придворные. – Совсем не умеешь держаться прилично и позволяешь себе болтать разные глупости!
– Это вовсе не глупости, – продолжал смеяться Сунь У-кун. – Вот послушайте, что я вам скажу:
Искусство врачеванья – очень сложно,
Великой тайною облечено,
Им пользоваться нужно осторожно,
Большой смекалки требует оно;
Четыре правила есть главных в нашем деле,
Не зная их, ты не достигнешь цели.
Из них первейшее – больного осмотреть,
Второе – выслушать внимательно дыханье,
А третье – страждущего расспросить суметь
И правду отличить в его признаньях.
Четвертое, последнее с терпеньем
Прощупать у запястья крови ток,
Уразуметь его невнятное биенье;
Тогда ты только сможешь без сомненья
Назвать недуг с уверенностью, в срок.
Пусть лишь в одной из этих областей
Ты не проявишь должного уменья,
Не выйдет ничего из лекарских затей:
Не принесешь страдальцу облегченья!
Итак, во-первых, осмотрев больного,
Определи его наружный вид:
Сух или влажен, тощ иль плотно сбит,
Как выглядит больной, когда он спит,
И роста и сложения какого.
Засим его дыхание проверь
(Оно быть может хриплым или чистым,
Иль вырываться из груди со свистом),
И силу вдоха, силу выдоха измерь.
Послушай речь его за этим вслед –
Пойми, насколько ею он владеет.
Быть может, в ней наличествует бред,
Быть может, сам не разумеет?
Коль он в сужденьях здрав, спроси его,
Охотно ль ест, исправен стул иль нет,
Давно ли заболел и отчего,
И в коем месте тела боль сильнее?
И наконец – последнее условье:
Прощупать правильно сплетенье жил;
Поймешь недуг, коль ты установил
И глубину и силу тока крови.
Покуда сам не осмотрю больного
Согласно правилам и знаниям моим,
Останется он слаб и недвижим,
Страданьями жестокими томим –
Не ждите от меня решения иного!
Среди гражданских и военных сановников находился также и начальник – верховный врачеватель. Выслушав Сунь У-куна, он восторженно обратился к присутствующим:
– Этот монах говорит очень дельно и толково. Даже если сам дух святой пожелает излечить больного, ему тоже надо будет осмотреть, прослушать, расспросить и прощупать. Все это вполне согласуется с волшебным искусством врачевания.
Чиновники поверили ему и велели через приближенных государя передать:
– Благочестивый монах берется определить болезнь и назначить лекарство только в том случае, если ему будет дозволено осмотреть больного, выслушать его, расспросить и прощупать пульс.
Царь лежал на своем драгоценном ложе и, не слушая приближенных, громко крикнул:
– Велите ему убраться вон! Видеть его не могу!
Приближенные вышли из внутренних покоев и сказали:
– Монах! По повелению нашего государя ты должен убраться отсюда. Царь не может смотреть на тебя.
– Если царь не может смотреть на меня, – спокойно сказал Сунь У-кун, – я умею определять пульс по шелковой нитке, привязанной к руке больного.
В толпе сановников прокатился радостный гул.
– Определять пульс через шелковую нить, – говорили придворные. – Мы слышали об этом, но никогда еще не видели. Надо еще раз попытаться доложить государю.
Приближенные вновь вошли во внутренние покои и доложили:
– О владыка – повелитель наш! Благочестивый монах Сунь не будет осматривать тебя. Он умеет определять пульс через шелковую нить, привязанную к руке больного.
Царь подумал про себя: «Вот уже три года я хвораю, но еще ни разу никто не прибегал к этому способу».
– Пусть приступает, – молвил царь.
Приближенные поспешили покинуть покои и передали:
– Наш владыка-повелитель разрешил проверить пульс через шелковую нить. Просим благочестивого монаха Суня пройти к внутренним покоям и освидетельствовать больного.
Сунь У-кун сразу же вошел в тронный зал. Его встретил Танский монах и начал бранить:
– Ну что ты за обезьяна этакая?! Сгубишь ты меня!
– Дорогой мой наставник, – смеясь, отвечал Сунь У-кун. – Что ты, я хочу, чтобы тебя еще больше уважали. Почему же ты говоришь, что я собираюсь тебя сгубить?
– Перестань глумиться! – прикрикнул на него Танский монах. – За те годы, что ты находишься при мне, видал ли я хоть раз, чтобы ты кого-нибудь вылечил! Да ты даже в лекарствах не умеешь разбираться, ни одной книги по врачеванию не прочел. Как же ты отваживаешься навлечь на нас такую беду?
– Наставник! – смеясь, ответил Сунь У-кун. – Оказывается, ты даже не знаешь, что у меня есть несколько замечательных лекарств, которые помогают от тяжелых недугов. Ручаюсь, что вылечу его. Ну, а если залечу, то про меня скажут: «Неопытный врач загубил больного». За это смертной казни не положено, чего же ты боишься? Не беспокойся ни о чем, садись и смотри, как я буду проверять пульс.
Но наставник никак не мог прийти в себя:
– Да видел ли ты хоть когда-нибудь такие книги, как «Сувэнь», «Наньцзин», «Бэньцао» и «Моцзюе». Знаешь ли ты, что содержится в них? Какие там есть толкования? Как же ты можешь сдуру болтать о том, что умеешь определять пульс через шелковую нить?!
– У меня на теле растут золотые нити, – сказал Сунь У-кун, продолжая смеяться. – Таких тебе никогда не доводилось видеть!
Он протянул руку с своему хвосту, выдернул из него три волоска, покрутил их в ладони и крикнул: «Изменитесь!» И у него в руках сразу же оказались три шелковых нити, каждая длиною в два чжана и четыре чи, соответственно двадцати четырем периодам в четырех временах года. Держа нити на ладони, Сунь У-кун показал их Танскому монаху:
– Скажи, разве они не золотые? – задорно спросил он.
