– Я твой покорный раб, служу во дворце и слежу за соблюдением церемоний и этикета. А остальные чины служат в придворной страже.
– Должен признаться, – сказал Сунь У-кунь, – что воззвание к врачевателям действительно сорвал я, вот почему я и послал моего младшего брата привести вас сюда. Поскольку ваш повелитель болен, напомню вам широко известную пословицу: «Лекарства неосмотрительно не покупают, лекарей больные не осуждают». Ступайте к вашему правителю и скажите ему, что-бы он сам пожаловал ко мне просить об излечении. Я владею средством исцелять больных только в том случае, если они приходят ко мне.
Евнухи перепугались, услышав эти слова, а стражники стали переговариваться:
– Раз он так хвастается, значит, не зря. Пусть одни из нас останутся и будут умасливать его, а другие отправятся во дворец и доложат обо всем.
Тотчас же четыре евнуха и шесть стражников поспешили во дворец и без доклада прошли к своему повелителю.
– О наш владыка-повелитель! Великая радость! – сообщили они.
Как раз в это время правитель Пурпурного царства, закончив трапезу, вел беседу с Танским монахом.
– Какая радость? – спросил он чиновников, выслушав их. Старший евнух стал рассказывать:
– Мы, твои ничтожные рабы и слуги, сегодня утром получили воззвание к врачевателям и повесили его на людном месте у сторожевой башни. Премудрый благочестивый монах Сунь из восточных земель великого государства Тан сорвал это воззвание. Он сейчас находится в подворье для иноземцев и требует, чтобы ты, повелитель, лично пожаловал к нему с просьбой об излечении. Он владеет средством изгонять болезнь, когда сами больные приходят к нему. Вот почему мы и поспешили к тебе с докладом.
Правитель очень обрадовался и обратился к Танскому монаху:
– Уважаемый наставник! Скажи мне, сколько у тебя высокочтимых учеников?
Сложив руки ладонями вместе, Танский монах отвечал:
– У меня, бедного монаха, всего только три глупых ученика.
– А кто из твоих достопочтенных учеников занимается врачеванием? – продолжал расспрашивать правитель.
– Скажу тебе по правде, великий государь, – отвечал Танский монах, – что мои ученики простые, невежественные люди. Они умеют лишь носить поклажу и седлать коня, хорошо переправляются через горные реки и потоки, помогают мне, бедному монаху, взбираться на горы и спускаться с них. Бывало, что в опасных местах мои ученики покоряли злых духов, ловили тигров и подчиняли драконов, – вот и все, что они умеют. Ни один из них не может быть сведущим в свойствах снадобий.
– Зачем ты скромничаешь, уважаемый наставник! Видно, само небо устроило так, что именно сегодня, когда я поднялся на свой трон, ты, уважаемый наставник, к счастью, явился во дворец. Если ты говоришь, что твой высокочтимый ученик незнаком с врачеванием, то как же он позволил себе сорвать мое воззвание и велел моим людям передать, чтобы я сам пожаловал к нему? Безусловно, он единственный во всем государстве владеет даром исцеления, иначе и быть не может!
Затем правитель обратился к своим приближенным:
– Гражданские и военные сановники! Я настолько ослабел, что не решаюсь дойти до колесницы. Отправляйтесь все вместо меня к благочестивому монаху Суню и от всего сердца попросите его осмотреть меня и определить мой недуг. Когда вы явитесь к нему, ни в коем случае не проявляйте пренебрежения и величайте его преосвященным благочестивым монахом Сунем. Оказывайте ему почести, как мне, вашему повелителю.
Сановники обещали в точности выполнить наказ и вместе с евнухами и стражниками, призванными следить за сохранностью воззвания, отправились в подворье. Своими поклонами они так напугали Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, что один укрылся в соседнем помещении, а другой шмыгнул за стену.
Великий Мудрец смотрел на прибывших, сидя на своем месте, и даже не шелохнулся. Чжу Ба-цзе, подглядывавший тайком за происходившим, со злобой и обидой подумал:
«Ну и несносная мартышка! Как беззаботно играет с огнем! Нарядная толпа царедворцев кланяется ей так учтиво, а она не отвечает на поклоны и даже не встает с места!».
Когда церемония приветствий была окончена, придворные, выстроившись двумя рядами, обратились к Сунь У-куну:
– Имеем честь доложить тебе, преосвященный благочестивый монах Сунь. Мы все являемся сановниками нашего пове – лителя, правителя Пурпурного царства. Ныне мы получили наказ нашего государя воздать тебе, преосвященный монах, подобающие высокие почести и нижайше просим проследовать во дворец и осмотреть нашего повелителя.
Теперь только Сунь У-кун поднялся со своего места и спросил прибывших:
– А почему ваш правитель сам не явился?
– Наш государь сильно ослаб, – отвечали придворные, – и не решается дойти даже до колесницы. Он потому только и приказал нам просить тебя пожаловать к нему и поклониться тебе, преосвященный, как государю.
– Если это действительно так, как вы говорите, то отправляйтесь обратно во дворец, а я прибуду вслед за вами. Придворные стали выходить, придерживаясь порядка чинов и рангов, и удалились стройными рядами.
Сунь У-кун привел в порядок свои одежды и тоже собрался идти.
– Брат, – остановил его Чжу Ба-цзе, – только, смотри, не ввязывай нас в это дело.
– А я и не собираюсь, – отвечал Сунь У-кун, – хочу только, чтобы вы оба брали здесь лекарства.
– Какие лекарства? – спросил Ша-сэн.
– Всякие, которые будут приносить разные люди, – отвечал Сунь У-кунь. – Принимайте их по счету. Когда я вернусь, буду брать те, которые мне понадобятся.
Они обещали ему выполнить все в точности, и мы пока распростимся с ними.
Сунь У-кун догнал сановников и вместе с ними прибыл во дворец. Придворные прошли вперед и доложили правителю о прибытии Сунь У-куна.
Правитель высоко откинул жемчужный полог, метнул своим царственным оком по лицам вошедших и, раскрыв свои золотые уста, спросил:
– Кто же здесь преосвященный благочестивый монах Сунь?
Сунь У-кун выступил из рядов придворных на шаг вперед и зычным голосом произнес:
– Я и есть старый Сунь У-кун!
Услышав странный голос и увидев хитрую морду, царь затрясся от страха и упал на свое царственное ложе. Переполошившиеся придворные служанки и евнухи быстро подхватили своего повелителя под руки и увели во внутренние покои.
– У, какой! Напугал царя чуть не до смерти! – говорили они.
Все придворные чины пришли в негодование:
– Что за грубый и неотесанный монах! – сердились и роптали они. – Как посмел он сорвать царское воззвание?!
