— И тебе всего хорошего, конунг, — ответил я. — Пожеланием удачи оскорблять тебя не буду. Она сама придет к тебе рано или поздно, но все успехи будут лишь твоими, а не игрой слепой судьбы.
* * *
Взгляд синих глаз Грешника постоянно сверлил меня. Воды принести было не в чем. Нам пришлось отнести Пантеру к ручью. Грешник отмывал кровь с ее тела. Она так и не пришла в себя, даже от холодной воды, даже когда Белый занимался теми кровавыми сосульками, в которые превратились ее волосы. Может быть, он как-то держал ее в таком состоянии. Может быть, это что-то сродни тому, как он снимал боль.
Мне было не до его взглядов, не до дурацких мыслей об его способностях. Во мне поднималась черная зависть, затапливая разум. Обо мне никто и никогда не заботился. Мать воспитывала меня в строгости. От нее я ни разу не слышал теплых слов. Ансельм? Этот не стоил воспоминаний. Даже к Пантере моя мать относилась ласковей. Это и понятно: я ведь был ее оружием, которое предстояло закалить и отточить. А моя названая сестра стала ее ребенком. И только Гаэлтан… Друид стал мне настоящим отцом. Таким я воображал иногда Хансера в детских своих мечтах. Он был в меру суров, в меру строг, и он обо мне по-настоящему заботился, не забывая, что ученик его всего лишь ребенок. Он рассказывал мне на ночь захватывающие истории. Он умел подобрать нужные слова, когда что-то не получалось и хотелось волком выть. Он…
А я за все это отплатил ему ударом ножа. Сейчас понимаю, что сделал я это не для себя. Маленькому Мираклу все равно было, чьи идеалы принять. Но он выбрал мать — мать, для которой он никогда не был ребенком. А потом не осталось никого. Ни одной живой души, которая поддержит, утешит, поймет твою слабость. Тепло, ласка, любовь — каждый плутонский ребенок бредит ими. Большинство обжигаются на этом и потом не предпринимают попыток отыскать вновь, замыкаются, уходят в себя. А вот Пантере это все свалилось с неба, непрошеным, нежданным. И сейчас, когда она лежит беспомощной куклой, никакая опасность не может ей угрожать, потому что рядом человек в белых одеждах, который отдаст за нее все.
Я никогда не думал о ней как о женщине — слишком привык к мысли, что мы брат и сестра. А сейчас смотрел со стороны. Видел ее полноватые алые губы. Лицо ее стало тоньше, скулы заострились, но это лишь подчеркивало красоту. Брови тонкой ниточкой, а глаза хоть сейчас и закрыты, но я помнил их удивительный желто-зеленый цвет. Они такие большие, что выражение лица Пантеры постоянно было каким-то удивленным. Худощавое тело, поджарое, как у любого плутонца. Крепкие мускулы не особо выделялись, но я-то знал, как она сильна. Борьба за жизнь — самая эффективная школа. Под одеждой — очертания крупных грудей, и я знал, что они упруги, не отвисают, как у женщин, не знающих, с какой стороны взяться за меч. Тело воительницы.
Она могла бы стать моей, а вот теперь никогда не станет. Я для нее лишь брат. То, что могло бы достаться мне, теперь принадлежит Грешнику, этому спокойному человеку, сторонящемуся убийства, но способному скрутить в бараний рог любого сокрушающего врагов.
Грешник встал, вновь поднимая Пантеру на руки.
— Открывай портал, — приказал он. Именно приказал. Из него вышел бы отличный вожак. Когда надо, он умел заставить себе подчиняться. Я не стал спорить. Наверняка своими ночными выходками мы всполошили всю округу. Удивительно, что до сих пор друиды не нагрянули. Хотя, по моим прикидкам, Альву пора бы напасть на их город, так что у друидов и своих забот хватает.
— Я разбужу ее дома, — пояснил Грешник. — Так для нее будет лучше. А для тебя будет лучше помнить, о чем мы договорились.
— Помню. — Я ответил без злости. И вдруг, повинуясь какому-то наитию, произнес: — Заботься о ней. Заботься, даже когда меня не будет рядом, а если понадобится, даже против моей воли. Ты даже не подозреваешь, какое сокровище сейчас у тебя в руках.
— Не подозреваю, а знаю, — поправил он меня и шагнул в открытый мной портал.
Замок встретил нас необычной пустотой и молчанием. Оно и понятно. Два самых крупных корпуса братства детей Хансера ушли в поход, высшие норманны занимались обучением Мусорного войска. Мне не хотелось никого видеть. К счастью, по дороге в мои покои никто и не встретился. Сновавшие всюду слуги не в счет, их и за людей-то никто не считал. Жаль, что ушел Кот. Я бы сейчас не отказался от беседы с ним. Он настолько привык относиться ко мне как к старшему, что любую мою осечку воспринимает как простую житейскую ситуацию, не роняющую авторитета. Мать? Нет, к ней я со своими бедами ходить не привык. Пантера была бы наилучшим собеседником, но сейчас с ней Грешник. Уж сестре всяко лучше, чем мне. Белый приложит все усилия, чтобы потрясение для его любимой было как можно меньшим. И вновь кольнула игла ревности. А кто остается? Магнус — хитрая тварь, ведущая собственную игру. По сути, паразит на теле плутонского войска. Шут? Нет, он — отрезанный ломоть. Об иерархах братства и говорить нечего. Для них любой мой промах — бальзам на душу.
Вот так и получилось, что надираться крепленым вином мне пришлось в горьком одиночестве. А ведь я думал, что в этом мире уже мало что может выбить меня из равновесия. И не перебитые воины меня волновали. Да пусть бы их втрое больше легло — не жалко. Гораздо хуже чувствовать в своем теле чужую волю. Причем не волю врага, которого можно уничтожить, а волю неразумного зверя, хищника, впавшего в бешенство. Теперь Земля для меня навсегда запретна. Я это понимал не со слов Грешника — сам чувствовал. Зверь, которого я впитал в себя, — это его каждая мысль о колыбели человечества наполняла буйным восторгом.
Если еще когда-нибудь он захватит власть над моим телом… Меня не волновали возможные жертвы вокруг. Но и сама тварь оставалась уязвимой. Если бы на месте Грешника оказался аколит друидов, эта ночь стала бы для меня последней.
Мое одиночество нарушил приход Хантера. Прилетел позлорадствовать, стервятник. Я вяло поприветствовал его взмахом руки. Он сел напротив, плеснул себе вина, выпил залпом.
— Ты же должен быть на Плутоне, — слегка враждебно заметил я.
— Не сложилось… — В тоне его не прозвучало вызова, скорее, какое-то смятение. — Итак, мне сказали, вы вернулись втроем. Это правда?
— Я, Тер и Грешник. Вроде бы как раз трое и выходит.
— Значит, не получилось, — кивнул он. — Проклятье!
Я оставил это все без комментариев. Просто подлил себе еще вина.
— Проклятье, — повторил он уже тише. — Ты не думай, Миракл, я сказал, что братство пойдет за тобой, и мы пойдем. Это — мелочь. Главное — ты в конечном итоге добиваешься своего, хотя на пути и могут быть неудачи.
