Тогда же Константин Петрович Афанасьев выставлял оценки за эту работу, и яриловка, что было ожидаемо — получила «неуд». Под горячую руку попали все — начиная от хохочущего Вершинина, хмурого Яромира и даже соседок по комнате. Но вот вечером, когда Мирослава расправляла свою постель, мечтая быстрее закончить этот дурной день — из гамака Персея выпали пергаментные листы. После этого ворон не ночевал в спальне девочек больше недели, так как боялся повторения гнева юной ведьмы, которая кричала так, что на крик сбежались даже старосты курсов.
Через пару дней, когда на реке Росинке стал ломаться, с шумом трескаться лед, было ясно, что проснулся водяной: злой, голодный и суровый, что обычно нравом крут, но глубоко уважаем магическим сообществом. В этот день, именуемый Водополом, в реку опускали кашу, хлеб и масло. Это было важно, иначе водяной не разрешит проводить важные обряды вплоть до первых заморозков осенью, затопит всю округу, разрешит своим детям мавкам и русалкам топить людей, заманивать в темную речную пучину.
В Чистый четверг, что шел перед первыми Русалиями и днем поминовения предков, все ходили в баню мыться и стирать вещи. На Русальей неделе девушки, облаченные в длинные белые рубахи, с наступлением сумерек выходили к Росинки, водя хороводы вокруг наряженной яркими лентами березки, запевая песни и проводя обряды. Закрывал русалью неделю Лельник, день богини весны, любви и верности. Парни к этим обрядам не допускались.
Следующий день, день Ярилы Вешнего, с первой утренней зарей начинался с мужских обрядов. Парни и мужчины забирались на самый высокий пригорок, называемый Ярилиной горкой, сидели на сырой земле, впитывая кожей утреннюю росу, приветствуя весеннее солнце. Они обращались к Яриле с искренними просьбами, давали зароки своей магии, богам, самим себе.
В отличие от Лельника, в Ярилин день парням необходимо было провести этот день в работе. С самого утра до позднего вечера они распахивали землю на школьной ферме для последующего засева зерном.
Вечером же, когда солнце уходило на покой, топились бани и накрывался богатый стол: у общины яриловцев начиналось большое празднование их покровителя. На улице уже значительно теплело, поэтому столы выставлялись на небольшой поляне, что находилась недалеко от вспаханного поля и на которой едва-едва проклюнулась зеленая трава. Зажигались высокие костры, дарящие тепло и свет, полыхающий ярче самого солнца, продлевающие день. Вокруг них в пляс под веселую игру гармони пускались юные ведьмаги, не отставали от них и учителя, сопровождающие подопечных на каждом обряде.
К концу апреля обряды для младших курсов были сокращены, так как стала падать успеваемость, которой не способствовали ночные гадания и пляски вокруг деревьев. Единственным исключением стали Деды — дни поминовения предков. В память ушедшим предкам на столах выставлялись дополнительные столовые приборы, и в тарелки накладывалась еда.
День рождения Астры, пришедшийся на двадцать восьмое апреля, друзья праздновали на ферме, а точнее в конюшне. К ним присоединились Женька Тихомиров и Ваня Третьяков, а также Юрий Рублев, проходящий на ферме практику. Последний со знанием дела помог им выбрать каждому по лошади, да и сам присоединился к компании, которая верхом выехала прогулять лошадей за поля.
Никита искоса посматривал на старшекурсника, который был больше молчалив, но все же принимал участие в разговоре, когда Астра заводила речь о конюшнях у себя в Южноморье. Парень, как оказалось, был знаком с ее дедом, Евлампием Кузнецовым, известным заводчиком волшебных лошадей, и даже читал его рукопись о магическом уходе и содержании некоторых пород.
— Будешь летом в Южноморье — заходи к нам на экскурсию, дед очень любит, когда молодежь считается с его мнением! — хохотнула Астра, ведя под уздцы своего высокого коня с рыжей мордой. — О! Не обещаю этим летом, но ведь приглашение не имеет срока давности? — спросил порозовевший Юра, шедший со своей лошадью неподалеку. Девочка в ответ улыбнулась.
Потом Мирослава и Иванна долго смеялись в разговорах с Астрой, которая совершенно не заметила особых знаков внимания в свою сторону от Рублева, она даже решительно отрицала это. Подруги же пришли к выводу — парень ее явно не заинтересовал, раз та совершенно спокойно и не смущаясь, общалась с ним.
— Бедный Юра, — улыбнулась как-то Иванна, наблюдая за тем, как тот старательно помогал затянуть седло коня Астры, хотя та явно давала понять, что разбирается в этом и сама. Мирослава на это только пожала плечами. Ее больше интересовала реакция Вершинина — того кидало в разные стороны: он то полностью и искренне игнорировал бывшую подружку, то пристально наблюдал, вставляя колкие замечания.
ᛣᛉ
В мае-травене, что слыл кануном лета, были сыграны последние в этом году игры в «шабаш», в результате которых команда “Аркуда” первого курса общины ярилы смогла вырвать две победы, одно поражение и одну ничью, поэтому в следующем году имела право и дальше принимать участие в соревнованиях.
Тепло, опустившееся на землю Подгорья, и распустившиеся, наряженные цветениями сады, одурманивали пряными сладкими запахами юных ведьмагов, мешая сосредоточению на подведении итогов. Писались важные и сложные годовые контрольные, закреплялись практикой обряды, перетирались свежесобранные и высушенные в мае первые травы, докипали последние зелья в котлах. Делалось все это впопыхах, будто ни у кого не оставалось на это сил. Хотя родная магия, пробудившаяся после долгой зимы весной, наполняла энергией своих юных подопечных до краев.
На Зеленых святках, именуемыми Русальей неделей, громко запели соловьи.
Когда подвелись все итоги, проверены контрольные и выставлены оценки в ярилины дневники и велесовы журналы, Рогнеда Юлиевна собрала своих подопечных на пригорке у реки. С наступлением долгожданного тепла, многие учителя проводили занятия в Заколдованной Пуще. Кто-то уходил за засеянные пшеницей поля, кто-то оставался на полянах у леса, рассаживаясь на пеньках, кто-то спускался на берег Росинки, а кто-то и вовсе уводил подопечных далеко в Пущу на практику.
Яриловцы, сняв школьные сапоги и закатав повыше брюки, расселись на песчаном берегу под ярким, почти летним солнцем, чувствуя, как прохладная вода ласкает ступни. Где-то там, вдалеке на вире, была слышна только ими различимая, и такая чужая речь: мереки и мавки, морянки и русалки во главе с водяным запевали свои песни. Кто осмеливался вечерами выходить к Пуще, потом рассказывали, что видели, как некие длинноволосые нагие девы, качавшиеся на тонких ветвях берез, заводят длинные и слабо различимые песни.
Елисей Войнович и Влас Кочубей, как-то раз вернувшиеся в школу мокрые до ниток, клялись, что одна русалка своими дурманящими тайноведными песнями заманила их в омут. Обоих разом! То, как они выбрались — никому не было известно, а мальчишки только загадочно улыбались. Врали или же и правда с ними поиграла какая-то нерасторопная нежить — оставалось неизвестно.
— Сегодня вечером, на закате, состоится Соловьиный бал! — объявила Рогнеда Юлиевна, стоя на высоком камне, лежащем в метре от берега и омываемом прозрачными волнами.
— Мы тоже идем? — всполошился Никита, бросавший в воду камушки. Он щурился на солнце, смешно морща нос. Их маленькая компания сидела рядом. Все сняли пиджаки, закатали рукава школьных рубашек, пряча на манжетах синюю вышивку их общины. — Это традиционное и очень красивое мероприятие! Конечно, вы тоже на него приглашены! — ответила ему Пень-Колода, ухмыльнувшись на правую сторону лица. — Просто мы думали, что раз в мае нас уже не допускали до всех обрядов… — сказала Лиза Полесько, плетя себе и подруге Насте Русак по венку из мать-и-мачехи. — То и бал нам не светит! — закончил за нее Емеля Остроумов, наблюдающий за тем, как одногруппница ловко сплетала стебли цветков между собой. — А можно и мне такой? — О! И мне! — всполошился Лешка Сорока, лежавший прям в рубашке спиной на песке. Паша Державин лежал рядом, и, кажется, крепко спал, пригретый солнышком. — Я вам что, пряха что ли?! — фыркнула Лиза, но все же протянула готовый венок Емеле, на что Настя недовольно цокнула языком. Емеля же водрузил желтое сплетение цветов на свои рыжеватые волосы. — Ладно, давайте и правда все сплетем венки? — предложила идею Вика Сечко, откидывая за спину темную косу и поднимаясь, чтобы нарвать цветов. За собой она повела Олю Измайлову. — Можем в них на бал пойти, лето ведь на подходе! — подхватила ее идею Астра, таща за собой всех остальных девчонок, в числе которых были Мирослава и Иванна. — Ну уж нет! — Влас Кочубей недовольно скривился. — Дурацкая идея, а, Лис? — обратился он к Елисею Войновичу, но того за собой уже потащила Ксюша Вуколова, обладающая крепкой хваткой, а Лиля Ковтун прошла мимо Власа, не решившись повторить действия подруги на нем.
