— Полегче, Огнёвка, — буркнул вой.
— Полегче?!. - девочка дёрнулась. — Да он!.. Как будто… пустите!..
Легче было вырваться из лап тролля.
— Угомонись, тогда отпущу, — сказала Мона.
Юный целитель опустил меч, смотрел на неё через прорези маски. Сам не осознавал, что берёг, нанося удары даже не вполсилы, бил только по прямым очевидным траекториям, без скруглений и кистевых подкруток, блокировал без излишней нежности — но и без срывов и провалов мечей, грозящих сопернику потерей равновесия.
— Гарий? — неуверенно окликнула девочка. — Почему?
Шевельнула плечами, и Молчун отпустил.
— Не обижайся, — сказал Гарий. — Я не нарочно, правда…
— Не нарочно поддавался? — Мона и в самом деле не обижалась. Изо всех сил не обижалась.
— Я больше не буду… — получилось ещё хуже.
— Сэнир Савед, — начала девочка, Молчун удивлённо вскинул брови, она поправилась: — Дядька Молчун, помогите, пожалуйста, снять доспехи.
— А у меня руки заняты, — Молчун предъявил поводья. Мона изучила их.
— Сэнир Гарий, — холодно сказала. — Извольте помочь мне.
Гарий отложил меч и изволил. Мона стащила маску, развела руки, поворачивалась, чтобы ему было удобнее.
— Не обижайся, — попросил Гарий беспомощно.
— Я не обижаюсь, — девочка раздражённо дёрнула плечами. — С чего вы взяли?
— Сэнир Гарий…
Дети и Молчун удивлённо оглянулись в сторону зова. Внизу, под фургоном, шагал раб, тот самый, ложкорезатель. И протягивал ножичек.
— Всё сделал? — Гарий позвал нож. Раб испуганно дёрнулся, когда вещица прыгнула у него из руки. Гарий повертел нож в пальцах, и тут его осенило. — Ступай.
Раб неуклюже поклонился и убежал. Гарий оставил в покое завязки на боку войлочной куртки и взял Мону за руку, крепко взял, так, чтобы между их ладонями оказался этот смешной ножик. Девочка растерялась, попыталась вырваться, он не пускал.
— Хотела узнать, почему?
Мона кивнула, зачарованно глядя в серо-зелёные глаза.
— Вот, — и он бросил в неё своим пониманием.
Теперь, когда я буду брать в руки потешное оружие, воспоминания о первом бое вернутся сами собой. И, стоя против кого-то в кругу, я всегда буду оберегать его. Особенно если этот кто-то — она.
Запись на полях книги "Правила сбора трав"Мона поняла, что стоит на крыше на коленях. Засмеялась неуверенно, смех сорвался в стон.
— Чтоб тебя… — неловко села. Молчун притворялся, что его здесь нет, повернувшись к ним спиной. Гарий вытряхнул её из куртки, забрал маску и шинаи. Куда-то исчез, и Мона легла на крыше, глядя в синее небо.
— Молчун, — позвала. — С вами… с тобой то же было?
Вой двинул могучими плечами.
— Наверное, у всех так же. После первого боя к тренировкам относишься совсем иначе.
— А ведь он стал сильнее меня, — задумчиво сказала Мона.
— Хаманай, — кратко объяснил Савед. Мона улеглась поудобнее. Хаманай, чувство крови. Привычка к мечу. Единение с ним.
— Не своя кровь на самом деле вяжет с оружием, — прошептала девочка. — Не своя, чужая…
— Что ты говоришь? — Гарий появился над ней. Она протянула руку, мальчишка вздёрнул её на ноги.
— Ничего. Я поняла. Спасибо, что объяснил.
— Извини…
— Прекрати извиняться!.. — получилось резко. Мона улыбнулась нервно.
— Всё уже не будет так, как прежде?
— Похоже на то, — у Гария был такой виноватый вид, как будто это он был причиной естественного хода вещей.
— И кстати, долго ты будешь в этой куртке щеголять?
Он явно удивился, обнаружив на себе доспех. Мона помогла ему расшнуроваться, и дети уселись рядом на крыше.
— Видел ещё что-нибудь в деревне? — поинтересовалась Мона потом. Гарий покачал головой. — Будь осторожен с этими путешествиями.
— Твой отец уже сделал мне внушение.
— Ты слушайся его. Раз уж Алека здесь нет, — хмыкнула Мона. Гарий кивнул.
— И, кстати, — обернулся к ним Молчун, — раз уж Алека здесь нет, я скажу. После твоего первого боя тренировки могут показаться тебе скучными, ненастоящими. Но не вздумай их прекращать. Именно из-за тренировок ты вообще пережил этот бой.
Гарий кивнул.
— А если уж ты… — Савед осёкся. — Если вы… ну, не можете… В общем, вечером сам погляжу, не забыл ли ты уроков брата, — он свирепо нахмурил брови и выпятил челюсть, тяжело глядя на Гария. Тот просиял:
— Спасибо!.. — даже с раной Молчун противник не из слабых.
— А я?.. — обижено начала Мона. — Ой, то есть я хотела сказать, со всем почтением, сэнир…
— Конечно, — Молчун убрал гримасу. — Только перестань меня так называть.
Они свернули в лес и углубились шагов на сто. Принялись разбивать лагерь, когда Алек неожиданно пожелал пройти дальше и скоро обнаружил пустой секрет.
Мастерски укрытая тесная землянка, в стороне стельга между деревьями. На мысленный зов пришли остальные. Луиса, покрутилась вокруг, ощупывая воздух, потом Алек закинул её на стельгу.
— День, два? — поинтересовалась девушка, спустившись вниз.
— Два-три, скорее, — сказал Джонатам, тоже бродивший, как привидение, между стволов деревьев.
— Один?
— Насколько я могу судить, да. И, конечно, не из этих. Всё очень нечётко…
И все покивали, как будто всё поняли, молча принялись разбивать лагерь. Тролль стоял, вертел головой, ничего не понимая, пока Алек не отвёл ученика в сторону и не рассказал.
Кто-то был здесь два-три дня назад, — мысленный след ещё ощущался. Едва заметный след, не "наглый", как выразился Джонатам, принадлежащий не загадочным летунам.
— Вы умеете видеть, что было два дня назад? — Урэтхи не переставал изумляться
— В лесу — да, — ответил Алек. — А вот в посёлке или, паче того, в городе хорошо если на два часа удастся заглянуть. Народу много, мысленные следы, так же, как и обыкновенные, "затаптываются".
— А?.. — Тролль не договорил. Алек покачал головой.
— Нет. Научить не смогу. Во-первых, я и сам не умею. И потом, тебе это пока ни к чему.
Урэтхи кивнул.
Путники разожгли бездымный костёр, сварили в котелке похлёбку, пустив в дело сыть из мешочка, найденного в землянке, подогрели каменные лепёшки. Урэтхи тем временем скитался по секрету и вокруг, разыскивая следы. Ага, на кожаном мешочке с сытью царапины, кожаный же шнурок смят — видно, что недавно перевязывали. Тут трава примята, свежий слом сухой ветки. Тут на земле смазанный отпечаток — похоже, мягкой обуви, вроде мокасин, или даже… Тролль помотал головой.
— Что?.. — поинтересовался Алек, обернувшись на всплеск изумления.