Над делегатами, словно насмехаясь, нависала пустая защищенная королевская ложа, сверкая мерцающим гербом рода Рудлог. И море людей, стоявших за окнами со свечками, тоже совсем не добавляло спокойствия. Потому что испуганный народ непредсказуем.
Народу подвезли туалеты, регулярно делались объявления, что на поиск принцесс направлены все силы, но люди все прибывали. И это мощное народное движение, произошедшее без организаторов и финансирования, на одной вере в чудо, порождало в отдельных высокородных делегатах то банальную зависть, то злорадство: «пока все было хорошо, никто и не вспоминал о девицах Рудлог», то высокомерие и снисходительность по отношению к простому люду. Ведь практически у всех аристократов были имения в других странах, и эвакуироваться они успели бы. В отличие от тех, кому не повезло родиться в роду с голубой кровью.
Министр Минкен прекрасно понимал, что эвакуировать 50 миллионов человек населения страны невозможно. Однако Генеральный штаб с первых известий о возможной катастрофической серии землятрясений работал над планами спасения, договаривались с соседями о размещении беженцев, проверяли телепорты, грузовые листолеты. Пусть это будут не миллионы, а сотни тысяч, он сделает все, что сможет, если не случится чудо и не состоится явление принцесс народу и последующая коронация. А сам он уйдет последним, если получится, как и положено капитану тонущего корабля.
Минкен любил свою страну, хотя и никогда бы не произнес этого вслух, чтобы к эпитетам, в изобилии сыпавшихся на него от оппозиции, не прибавилось что-то типа «пытающийся снискать дешевую славу у народа». Он едва заметно поморщился. Вот и сейчас с трибуны вещал, артистично подыгрывая себе жестами — то жестко рубя воздух, то воздевая руки к небу, лидер аристократической либеральной партии, Кембритч. Он грозно гвоздил кабинет министров, разведслужбу, армию и лично Минкена за недостаточные, половинчатые, смехотворные усилия по поиску принцесс, говорил о необходимости устроить облаву по всей стране, пусть это неэтично, но ради спасения государства просто обязательно, и медленно, но верно двигался к предложению о смещении премьера.
«Какой же идиот, — подумал премьер, быстро, чтобы не терять время, просматривая сводки о погибших и раненных, — страны скоро не станет, а он все лезет наверх, словно нет ничего важнее».
Сегодня импичмент ему не грозил, потому что Кембритч никак не мог договориться с небольшими внепартийными фракциями о разделе портфелей и должностей после его смещения, но это точно было дело ближайших дней.
— …коллеги, — надрывно вещал Кембритч, — наш долг перед народом просто требует активных действий! Необходимо перевернуть каждый дом, каждый город, и найти, наконец, беглых, уклоняющихся от долга перед государством принцесс. Нам нужна наследница! Никто не считает возможным заставлять ее после обнаружения управлять государством, пусть пройдет все необходимые обряды, выйдет замуж, восстановит Стену, и занимается, чем хочет! Я даже бы сказал, что ее присутствие в политической жизни было бы нежелательным и опасным!
Часть его однопартийцев одобрительно гудела, часть их противников гудела неодобрительно. Чисто две пчелиные семьи у одного стакана с патокой. Гудение нарастало, и премьер с раздражением почувствовал первые пульсирующие признаки ослепляющей мигрени.
И когда вдруг наступила оглушающая тишина, он даже не понял сразу, что случилось. У входа, перед лестницей в королевскую ложу, позади разоряющегося Кембритча, в окружении нескольких гвардейцев стоял Майло Тандаджи. А рядом с ним — две женские фигурки, в одной из которых он узнал принцессу Марину.
От невыносимого облегчения закололо сердце, сдавило грудину, и он потянулся в карман, за сердечными таблетками. Быстро кинул парочку под язык. Ай да Тандаджи. Вот же ж сукин сын! Фокусник хренов, тихушник недоделанный. Погоди у меня, скотина тидусская, я тебе покажу, как сюрпризы устраивать.
Наклонился к микрофону.
— Лорд Кембритч, все вами сказанное, безусловно, представляет художественную ценность. Однако предлагаю закончить речь, чтобы начальник разведуправления мог представить своих спутниц.
Кембритч обернулся, как-то невнятно булькнул, и Тандаджи оттеснил его от трибуны.
— Господа парламентеры, счастлив представить вам Их Высочеств кронпринцессу Ангелину и принцессу Марину.
Девушки стояли и смотрели в зал, зал в оцепенении смотрел на девушек, пока в полной тишине не раздался издевательский смех графа Кембритча.
— Минкен, всегда знал, что вы готовы пойти на подлог, чтобы не потерять кресло. Коллеги, вы действительно верите, что это они? А где тогда остальные?
Он говорил без микрофона, но его было хорошо слышно.
— Ладно, — он снова оглянулся на девушек, — молоденькая действительно немного похожа на среднюю дочь королевы. Но старшая…!
Часть оппозиционной фракции вышла из оцепенения и угодливо захихикала, выкрикивая что-то типа «Нашли дураков!».
Ангелина чуть нахмурилась, и в зале повеяло морозцем. Старожилы парламента, заставшие еще ураганы ярости королевы, моментально и инстинктивно сориентировались, вцепились в кресла, зашикали на разошедшихся коллег. Только Кембритч не успокаивался, что-то орал, потрясая руками, пока старшая из прибывших не поморщилась раздраженно и не подошла к нему, встав лицом к лицу и тихо сказав застывшему от такой наглости лорду:
— Спать!
Скандалист всхрапнул и мешком свалился на трибуну, а та, кого назвали Ангелиной, повернулась и обвела притихший парламент строгим взглядом, от которого ежились даже самые молодые и наглые.
— Меня заверили, — произнесла она звучно и спокойно, — что страна стоит на пороге катастрофы, и я не имею права оставаться в стороне. Я оставила налаженную жизнь, и это решение далось мне крайне нелегко, не говоря уж о том, что по известным причинам я в принципе не чувствую перед вами каких-либо обязательств. Я пришла не ради вас, а ради них, — и, несмотря на то, что она не сделала ни жеста, все поняли, что принцесса говорит о сотнях тысяч людей, молча стоящих на площади Победоносца.
Ангелина оглядела парламент. Старики смотрели на нее с опаской и надеждой, молодежь с любопытством. И все без исключения — с недоверием и настороженностью.
— И что я вижу? Вместо напряженной работы — балаган и ругань. Спасибо этому господину, — она чуть слонила голову в сторону мирно спящего Кембритча, — теперь я понимаю, какое будущее меня ожидает. И я сразу хочу предупредить, что мечты этого оратора так и останутся мечтами. Да, лорд Стаховский?
