— Сюда, оверлорд.
Дарелл и Седрик продолжали буравить друг друга глазами. Улыбка сошла с губ Правителя, и он снова казался бледным и усталым стариком. В одном Дарелл был прав: к войне он совсем не готов. Тем хуже, потому что сейчас он как раз ее начал.
— Плохо, что вы поснимали со стен все портреты, Дарелл, — негромко произнес Седрик. — В этом дворце лишь они чего-то да стоили.
Он повернулся и пошел прочь, но Дарелл окликнул его на выходе.
— В твоем распоряжении три дня, Седрик! Я тебе уступаю и даю возможность выбрать преемника, но, если ты будешь тормозить дело или в чем-то меня ослушаешься, я буду вынужден взять твой доминион под свое покровительство и разделю его между Нювеллом и Вилдоном. Ты понял?
Седрик остановился у косяка и, оглянувшись через плечо, холодно улыбнулся:
— Я понял, Правитель. Ровно три дня.
Он вышел и быстрым шагом прошел через Западную гостиную, но у Камина Тимура приостановился и на ходу осмотрел хрусталь и наляпанные на него золотые финтифлюшки.
— Пожалуйста, не останавливайтесь, оверлорд, — сурово обратился к нему один из провожатых.
— Да-да, — рассеянно ответил Седрик, чуть задержавшись у камина. Потом с ухмылкой взглянул на охранника: — Знаешь, его можно восстановить.
Они входят в покои Седрика, и лорд стоит позади него. Бараму неприятно его присутствие за спиной, как будто ему между лопаток приставили дуло лучемета. Сейчас он жалеет, что дал себя изловить, но тогда это казалось правильным. Он же все-таки изгой. Пусть его долго не было, но что это меняет? Изгоем он был дольше всего в своей жизни, даже дольше, чем заключенным.
Но Наль больше не похож на тот, что он покинул вместе с Калбиром, Киганом и остальными. Все лорды, которых он знал, сменились. Улицы кажутся другими, все какое-то чужое. Даже рубашка и штаны, выданные ему Добом перед визитом, какие-то неудобные, хотя он помнил, что именно такие и носил перед тем, как покинуть Наль. Ему не хватает шерстяной куртки, подаренной магом. Похоже, единственное, что осталось здесь прежним, — Седрик все еще управляет этой частью Наля. Барам отлично помнит Седрика, точнее, то, что о нем слышал. Поэтому совершенно не понимает, зачем Седрику понадобилось его видеть.
— Садись сюда,— ворчливо приказывает Доб, показывая на длинную банкетку, обитую серебристым плюшем, и, подождав, пока Барам сядет, кричит: — Оверлорд!
— Одну минуту, — слышится голос из другой комнаты.
Доб искоса смотрит на него, потом утомленно закатывает глаза. У Барама появляется мимолетная мысль, что его сюда привели, чтобы убить. Почему-то он даже не волнуется.
Через несколько секунд входит Седрик, и Доб нетерпеливым жестом приказывает Бараму встать. Барам поднимается и поворачивается к оверлорду.
Он слышал раньше о неудачном покушении на оверлорда, изуродовавшем его лицо, но не был готов к тому, что видит теперь. Всю правую часть лица лысого человека покрывает обезображенная кожа, как будто растерзанная диким зверем. Барам старается не глядеть пристально.
— Ты опоздал, — говорит Седрик Добу, холодно глядя на него единственным ярко-голубым глазом.
— Простите, оверлорд, — отвечает Доб и показывает на Барама: — Он… Его надо было вымыть и переодеть.
— Лорд не должен винить в своих промахах других, Доб, — наставительно говорит Седрик. — По крайней мере мой лорд.
Доб мельком взглядывает на Барама и тот отчетливо видит ненависть в его глазах.
— Да, оверлорд, — отвечает он.
Седрик внимательно разглядывает Барама, а потом снова обращается к Добу:
— Еще раз расскажи, как ты его нашел.
— Это не я, оверлорд, а один из моих людей. Он шлялся по улицам в каких-то отрепьях и болтал что-то о колдунах и тобин-серских тюрьмах. Мой человек привел его, и я подумал, что стоит сообщить вам о нем. — Доб улыбается. — Я слышал, что у вас особый интерес к Тобин-Серу, — доверительно добавляет он.
Седрик, похоже, раздосадован.
— Это было в Четвертом?
— Нет, оверлорд, во Втором.
— Во Втором? — грозно нахмурившись, переспрашивает Седрик. — Значит, он уже был у тебя, когда мы говорили о квартале Мелиор? И ты ничего не сказал мне?
— Но я… Простите, оверлорд, — заикаясь, отвечает Доб. — Вы закончили разговор прежде, чем я смог вам сообщить о нем. А потом я был занят Четвертым кварталом, как вы и велели.
— Ну да, конечно, — презрительно откликается Седрик. — Нашел Джибба?
— Нет пока, оверлорд. Но найду, будьте покойны.— На секунду Доб умолкает, а потом добавляет: — Может, если бы ваши люди остались в Четвертом еще ненадолго…
Лысый коротко и жестко смеется.
— Если ты до сих пор не нашел его, то уже не найдешь. Даже если я тебе всю армию отдам, ничего не изменится. И на твоем месте я бы берег свою задницу.
Доб нервно покашливает, но молчит.
— Оставь нас, — приказывает Седрик не глядя, махнув в сторону двери. — Я хочу поговорить с ним наедине. Возвращайся в Четвертый. Я позову, если понадобишься.
— Слушаюсь, оверлорд, — отвечает лорд. Он бросает еще один ненавидящий взгляд на Барама и разворачивается. — До свидания, оверлорд.
— Вот придурок, — замечает Седрик, когда Доб уходит. — Странно, что он еще жив. — Удивительно изящной для мужчины рукой он взмахивает в сторону банкетки: — Присаживайся, пожалуйста. Чего-нибудь хочешь?
Барам качает головой, и Седрик опускается в широкое удобное кресло.
— Как тебя зовут? — спрашивает он, тепло улыбаясь.
— Барам, — отвечает он каким-то чужим голосом. Он все никак не привыкнет разговаривать на Лонмире.
— Ты — один из людей Калбира?
— Да. — Барам пытается не смотреть на обезображенную половину лица Седрика но взгляд то и дело перескакивает на страшную яму на месте второго глаза
— Что произошло, Барам? Что случилось с Калбиром и остальными?
Он молчит. Все это было так давно, да и рассказывать нелегко.
— На нас напал призрак, — наконец отвечает он.
— Призрак? — резко наклонившись вперед, переспрашивает оверлорд. На его лице недоуменное выражение.
— Точнее, два: человек и волк. Маги завели нас к этому призраку, потом он появился, мы хотели его убить, но не смогли, а потом маги нас победили.
— Так это маги победили вас с помощью волшебства? — хмурясь, уточняет Седрик.
— Да И еще с помощью призрака. — Он понимает, что в сказанном трудно разобраться, но вид пустой глазницы его нервирует.
Седрик вздыхает.
— А что случилось потом? Тебя взяли в плен?
Он молча кивает.
— И отправили в тюрьму?
Снова кивок.
— Сколько ты там пробыл?
Барам задумывается. Он помнит, как в первые несколько дней заключения считал дни, но быстро сбился. Потом он стал считать камни.
