Конвой выволок Девятку из Зала.
— Куда открывать возвратные ворота? — спросил Идзума.
— В Виальниен, — решила я. — А наше появление объясним сбоем телепорта из-за хнотического всплеска.
— Но Хаос в состоянии покоя, — сказала Беркутова.
— Насколько к нему вообще применимо это слово, — возразил Идзума и принялся настраивать зеркало.
— Почему Виальниен? — спросил Джакомо.
— Потому что только отлучённые хелефайи не видели наше телешоу, — ответила я, — и поэтому не будут задавать лишних вопросов. Мы быстренько извинимся за причинённое беспокойство и через нигдению вернёмся домой. В Перламутровом Зале, к сожалению, всё заблокировано, иначе как через зеркало, не уйти.
— Можно было вернуться по основице.
— Нам с тобой, — сказал Ильдан. — И бывшим троедворцам. Но все остальные разноединники должны уйти из Надмирья Пречистого именно Радужным Путём и через Перламутровый Зал. Иначе они никогда не осознают всей полноты своей победы и потеряют её силу.
— Ты прав, — кивнул Джакомо. — К тому же владыка Виальниена достаточно добр, чтобы простить нам обман, когда всё раскроется.
— Внимание! — скомандовал Идзума. — Переход!
Астральное зеркало Виальниена установлено на вымощенной расписной плиткой площадке под большим деревянным навесом с резными столбиками.
У края площадки стояли владыка Далуринг — зеленоглазый лайто, владычица Хледейвен — черноглазая дарко, старейшины и советники, в том числе и Миденвен. Хелефайи так увлеклись спором о том, сняли Всеблагие с них проклятие или нет, что не заметили нашего появления.
Я опять обозвала себя дурой. Отдавая приказ о всеобщей трансляции, надо было учитывать японскую дотошность и аккуратность Идзумы — он включил в трансляционную сеть действительно все зеркала, даже заблокированные.
— Прошу прощения, — громко сказала я.
Хелефайи уставились на меня как на диво дивное, чудо чудное. Надо как-то объяснять своё появление.
— В Царстве нет астрального зеркала, — с сожалением проговорила я. — Пришлось воспользоваться вашим транзитом. Надеюсь, владыки Виальниена, мы вам не очень помешали. Ещё раз прошу прощения за беспокойство.
— Хорса, — подошла ко мне Хледейвен. Верхушки ушей у неё подёргивались, мочки сжались. — Сотворители действительно сняли с нас опалу?
— Мне, как и моим людям, они об этом ничего не говорили, — ответила я чистую правду.
Хелефайна кивнула.
— Мы будем ждать, когда Предрешатели пришлют весть всевладыке.
— Это случится не раньше завтрашнего полудня, — сказал Идзума.
Спрашивать, откуда у него столь точная информация, Хледейвен не стала.
Далуринг пригласил нас на праздничный ужин. Отказываться нельзя, хозяева сочтут это глубокой обидой. Значит, надо проследить, чтобы никто из группы не начал боевыми подвигами хвастаться. Роберт движением крыльев заверил, что всё будет в полном порядке.
Хелефайская нычка очень красива. Изящные, словно кружевные дома золотистого, голубого и розового цвета — гармоничная смесь готики и барокко. Выстроены они не только на земле, но и в переплетении толстых веток трёх-четырёх больших деревьев. Между домами перекинуты воздушные мостики, тоже кружевные, с земли понимаются столь же воздушно-лёгкие лестницы. Улиц как таковых нет, только тропинки, мощёные и обыкновенные. Домики не впритирку, а словно раскиданы по округе ради украшения пейзажа. Садовые и лесные деревья вперемешку, но их соседство выглядит совершенно естественным. Множество ручьёв и водопадиков. Яркие причудливые фонари. Вечное лето.
Всё очень красиво, но… однообразно. Одинаковые, как под копирку, дома, песни на один мотив, однотипная одежда, неразличимо похожие лица. Раньше, пока я не видела хелефайев в таких больших количествах, не замечалось, что они одинаковы как близнецы. Или клоны. Даже имена однотипные. Неудивительно, что Предрешателям нычки быстро надоедали. Мне так уже сейчас свалить хочется, и не только из-за того, что на основице безопаснее, да и нетроедворскую часть группы побыстрее домой доставить надо. Тускло здесь как-то, пустовато. Кукольно.
Я оглянулась на группу. У троедворцев те же чувства, даже у обожателя хелефайев Джакомо. А лигийцы и альянсовцы в восторге, пьют, едят и флиртуют в своё удовольствие. Ну хоть кому-то хорошо в этом лубочном раю.
Ко мне подошёл Миденвен, шепнул, что надо поговорить. Мы ушли с пиршественной поляны в глубь леса.
— Наши владыки очень хорошо управляют Виальниеном, — сказал Миденвен. — Но в делах внешнего мира наивны и неопытны как пятилетние детишки. Это беда многих Перворождённых. Мы сами виноваты — нычанская изоляция даром не проходит. Но я, Хорса, жил на основице, я учусь в большемирском университете. И я хорошо знаю тебя. Поэтому понял, что означает твоё появление в компании вооружённых людей сразу после того, как ожило астральное зеркало. На два года раньше срока.
Он отвернулся, уши дёрнулись и обвисли. Спустя несколько секунд резко выпрямились. Миденвен посмотрел на меня.
— Хорса, своим поступком ты поставила наш народ под прямой удар Девятки. Понимая, что бессильны пока отомстить тебе, Сотворители вовсю отыграются на своих творениях. Главным образом на тех, кто никогда не осмеливался противиться их воле. На нас. И первой жертвой станет Виальниен — из-за твоего транзита.
Я досадливо прикусила губу. Миденвен прав.
— Единственное спасение для нашего народа, — жёстко сказал он, — стать частью Разноединного Царства. Отказать Хелефайриану ты не имеешь права. Что решило нашу судьбу — случай, твоя рассеянность или чрезмерная аккуратность Идзумы, я не знаю. Наверное, всё сразу. Но одно непреложно: Хелефайриан принадлежит вам, государыня. И вы обязаны защищать своих вассалов от любой беды, даже если это гнев Предрешателей. Всевладыке я объясню ситуацию сразу же, как получу аудиенцию. Завтра или послезавтра, — одному из лучших фармациев Хелефайриана долго ждать не придётся.
— Да, — ответила я. — Девятка не тронет ни одного из вас, клянусь.
Из-за деревьев, с противоположной пиршественной поляне стороны, донеслась музыка. Необычная для хелефайев мелодия. Даже слишком. Я вздрогнула — кто-то играл на лютне Сашкину песню. У Сашки голос был хрипловатый и жёсткий, да и вокальные данные, если честно, никакие. Слушателей он покорял глубочайшей, предельной эмоциональностью исполнения, его полнейшей искренностью. В каждую песню Сашка вкладывал душу, жил в них как в собственной коже. Его песни делались не для вокалистов, а для актёров, их нужно не петь, а воплощать как сценический образ. Вокал в них дело десятое.
