Голос хелефайи прозрачный и звонкий как родниковая вода, лёгкий как цветочный лепесток, а диапазону и совершенству звучания позавидует любой вокалист. Такое пение — красота сама по себе, осмысленные слова ему не нужны. Как, впрочем, и всем здешним бардам.
Но этот парень рискнул ступить на иную тропу.
Не смотреть бы эти сны —
Пробуждения трудны.
В жизни всё наоборот:
Словно хина горек мёд,
По расплёсканной крови
Ходим в поисках любви.
Вновь смотрю я эти сны,
Пусть глаза обожжены
Видом радостных картин,
Что разбитый мир един,
И добро сменило зло,
Боль всю ветром унесло.
Не забыть бы эти сны
От весны и до весны,
Не терять бы в суете
Тропку к радужной мечте.
Не растратить бы себя
О несбывшемся скорбя.
Я сжигаю эти сны —
Маяки всегда нужны.
Ярко светится костёр,
Не погаснет до тех пор,
Пока есть кому идти
По нелёгкому пути.
— Хорошо поёт, — тихо сказал Ильдан, когда песня отзвучала, — душевно.
Я пожала ему руку.
— Пока людям нужны Сашкины песни, мой сын жив, — ответил Ильдан.
— Хотите увидеть певца? — предложил Миденвен.
— Обязательно, — сказал Ильдан. — Но позже. Сейчас нам пора возвращаться.
На прощание Далуринг подарил мне запасное астральное зеркало. Я приказала установить его в одной из самых удалённых комнат дворца и, в отличие от всех остальных владельцев, приставила к нему не хранителей, а солидную вооружённую охрану: визит Девятки мне без надобности.
А вот канал прямой связи с Предрешателями пригодится.
* * *
Куда Верховные Хранители сбежали со своей виллы, неизвестно, — от систем наблюдения Кошуриной они оторвались. И уже десятый день не предпринимают никаких активных действий. Аудиенцию у Дуанейвинга Миденвен до сих пор не получил, чему я трусливо порадовалась.
В МИД поступает всё больше заявлений от кейларов. К счастью, почти все они умеют жить на основице. Зато многие маги и оборотни — нет.
В Царство приходит всё больше новых людей. И столько же уходит. Ушли почти все лигийцы и альянсовцы, которые были на штурме Надмирья, в том числе и дикая община Анрой-Авати. Роберт ходит как пришибленный, но вернуть Рижину не попытался. Сказал, что это её право и её выбор. Волшебный мир сейчас похож взбаламученную воду, пройдёт ещё немало времени, пока всё успокоится, а люди примут окончательное решение. Значит, надеется, что Рижина вернётся сама. И не только Рижина.
Я сидела на скамейке под яблоней. Мама подрезала розы. Ей очень нравятся цветы, но дома обзавестись собственным садом не получилось. А теперь даже цветочный магазин открыть можно. Папа сразу же занялся ремонтными мастерскими в порту. Родители Егора искусствоведы, так что без работы тоже не остались. Сам Егор, как и хотел, устроился в римский центр травматологии.
Пискнул мобильник.
— Государыня! — в голосе дежурного звенела паника. — Зеркало пробуждается!
— Сейчас приду. Объявите сбор три.
— Что-то случилось? — встревожилась мама.
— Да так, рутина. — Я сказала правду: на войне вражеское наступление действительно становится рутиной.
Мама поверила, успокоилась, вновь занялась розами.
Я пошла в зеркальную комнату. Там уже собрался Верховный совет и Тимурова бригада.
— К сбору один готовы, командир, — доложил он.
— Надеюсь, обойдёмся без прямых боевых действий, — сказала я.
— Хотелось бы.
Окно уже открыто, видна астральная площадка какой-то хелефайской долины. Их зеркало только ещё готовилось к активации — мигало, наигрывало мелодию оповещения. На площадку прибежали Дуанейвинг и голубоглазая хелефайна-лайто, надо полагать — всевладычица Альдевен.
Запинаясь от волнения, хелефайна произнесла коротенькую приветственную речь на волшебном языке. А я и не знала, что такой ритуал существует, Элунэль забыл о нём упомянуть.
Хелефайское зеркало просветлело, стали видны Предрешатели. Резервный Перламутровый Зал ничем не отличался от основного. Ануновый комплекс, надо полагать, тоже аналогичен старому.
Всевладыки опустились на колени. На Девятку смотрели с таким восторгом и обожанием, что мне стало страшно. Ладно ещё, в землю кланяться не стали. Некоторыми мелкими привилегиями своих любимейших детей Сотворители всё же одарили.
Девяточник по имени Лайрос изрёк:
— Владыка Далуринг и владычица Хледейвен нарушили непреложные законы и неотрицаемые уложения. Они осквернили Виальниен техномагией, впустили в благодатную долину людей низшей крови. Отступники должны быть наказаны.
— Они будут наказаны, учитель, — тихо ответил Дуанейвинг. Уши безвольно обвисли.
— Преисполнившаяся скверны долина должна быть уничтожена со всеми обитателями. Они оказались недостойны своей высокой судьбы.
— Нет! — в ужасе закричала Альдевен, моляще сложила ладони. — Во имя милосердия, монсеньоры, нет! Любую скверну можно снять.
— Не любую, Альдевен. Эта скверна отравит весь Хелефайриан. Язву из тела надо выжечь ещё до того, как она наполнит его своим ядом.
Всевладычица отрицательно качнула головой. В глазах сверкнули слёзы.
Дуанейвинг решительно распрямил плечи. У коленопреклонённого людя это выглядело несуразным до безнадёжности.
— Я не сделаю этого, монсеньоры, — сказал он.
— Ты повторишь смерть предателя вашего народа, отступника Долерина.
— Пусть, — ответил Дуанейвинг.
Альдевен взяла его за руку, пальцы всевладык сплелись.
— Я тоже никогда этого не сделаю, — сказала она.
— Сделают ваши преемники, — равнодушно ответил девяточник. С нарочитой медлительностью поднял руку, собираясь отключить зеркала.
Я втянула в горсть искры Хаоса и первооснов, одним прыжком подскочила к зеркалу, шлёпнула ладонь на стекло и сказала:
— Силой изначалия — взываю.
Получилось, картинка зазеркалья изменилась: теперь на центральном плане оказался Перламутровый Зал, а слева, у самой рамы — площадка со всевладыками.
Я отошла от зеркала на три метра, так видно гораздо лучше.
Второй девяточник быстрым движением пальцев выплел и сбросил какое-то волшебство, но к моему зеркалу встал Идзума, жестами отдал приказы тройке чаротворцев, сбросил своё волшебство.
Кивнул мне.
— Надо было всё-таки вам бошки прострелить, — сказала я. — Но ничего, это поправимо.
— Поздно, — усмехнулся Первый девяточник. — Теперь Надмирье недоступно.
— Испугал ежаку, — фыркнула я. — Планета Земля не так уж и велика, найти на ней девятерых поганцев нетрудно.
