Людишки засуетились, забегали по стану, вытаскивая кто рогатину, кто секиру, кто лук со стрелами. Вскорости принесли и боярский меч в ножнах. Завид не стал перепоясываться, вытащил клинок и махнул рукой.
- Пошли за мной. Сейчас мы им зададим. Узнают, каково насмехаться над Христовым воинством.
- Истину молвишь! - вдруг возопил священник. - Вижу, снизошёл на тебя дух Божий! Ангелы вострубили бой с отребьем Сатаны. Аллилуйя, боярин! Руби их мечом Гедеона, покуда все не полягут! Благословляю тебя на битву.
Завид зашагал прямо в чащу. За ним робко потянулись людишки. Замшелые сосны истуканами выплывали из мрака, пышные ветви елей перепончато липли к тулупам, невидимые в темноте кусты цеплялись за одежду, с треском скребя по ткани. Вои спотыкались о засыпанные снегом валуны, где-то далеко за деревьями огромным багровым оком мигал пожар в югорском городке. Оттуда доносились крики, звон металла, глухие удары чего-то тяжёлого о землю. Наверху, в густых уродливых кронах, метались непроглядно чёрные призраки с жёлтыми буркалами.
- А ну слезай, - орал им боярин, потрясая мечом. - Ишь забрались, погань проклятая. Слезай, говорю. Биться будем.
- Ты кому это говоришь, господине? - осведомился бородач, недавно привезший его в стан.
- Ослеп, дубина? Тварям этим, что по деревьям шастают. Ужо я им покажу.
Челядины задирали головы, пытаясь высмотреть таинственных созданий, но ничего не видели. Однако боярину перечить не смели. Поп опять заголосил:
- Осанна тебе, Завид Негочевич! Глаза твои зрят незримое, чуют нечувственное. Бог дал тебе сей дар, дабы покарать нечистого...
- Подействуй-ка на них распятием, отче, - велел боярин.
Священник схватился за медный крест, висевший на груди, поднял его кверху.
- Изыди лукавый, изыди нечистый! Прочь отродье сатанинское! Отступись от рабов Божиих!
Он бесновался и прыгал по сугробам, а чудища таращили на него жёлтые глазищи, шипели и щёлкали языками.
- Никак припекает? - торжествующе крикнул им Завид Негочевич.
Смерды трусливо жались к нему, растерянно озираясь. Твари стали швыряться в отца Иванко чёрными мохнатыми шарами, извлекаемыми прямо из телес, но шары эти таяли на лету или взрывались, не причиняя попу вреда. Тот пел псалмы и осенял крестом всю округу. Наконец, чертенята смирились и, ловко перепрыгивая с ветки на ветку, устремились к капищу.
- Не уйдёшь, - пророкотал боярин, бросаясь за ними вдогонку.
Городок подожгли с двух сторон: от ворот и от княжьего терема. Занялся он быстро, так что спустя пару часов выгорел почти целиком.
Ядрей с залитым кровью мечом шёл меж полыхающих домов. Повсюду сновали его ратники: волокли отнятое у местных добро, сдирали с девок одёжу, добивали раненых врагов.
- Может, напрасно мы град-то спалили, пермяк? - спросил он идущего рядом Арнаса. - Всё ж таки укрыться можно было в случае чего.
- Недобрый место, - оскалился зырянин. - Укрыться - нет. Место убивать.
- На ведунов, значит, напоролись?
- Так. Ловушка. Как на хозяин лес. - Зырянин сделал страшные глаза и выставил пальцы, изображая медведя.
Кругом летал пепел, рушились обгорелые кровли, носились клубы дыма, стоял неумолчный треск поленьев. Тут и там лежали мёртвые югорцы, валялось разное тряпьё, берестяные коробки, туески, осколки горшков. Где-то слышался отчаянный собачий лай, носились олени с обожжёнными боками, у чудом уцелевшего лабаза выл, хлопая красными глазами, мальчишка лет пяти.
- Знать, не напрасно о тебе молва идёт, что ты - кудесник, - сказал Ядрей, вытирая снегом меч. - Как распознал западню?
- Дым в горшки. Дурной. Человек дышать - быть глупый, - объяснил Арнас.
- То-то чую, у меня котелок не варит. Будто во сне хожу... - Ядрей с отвращением огляделся. - Уносить отсюда ноги пора, вот что. Скоро всё в золу обратится. - Он заметил пробегавшего невдалеке воя с мешком за плечами и крикнул ему: - Эй, православный! Где Буслай?
- А пёс его знает, - откликнулся тот, пожав плечами.
- Разошлись молодцы. Пора унять. - Воевода вытер пот со лба. Жар от полыхающих домов стоял ужасный. - А ну кончай грабёж! Всем идти к стану.
Рявкнул - и сам направился к распахнутым настежь воротам, заворачивая всех встречных.
На одном из перекрёстков возвышался потрескавшийся от старости идол. Чёрный, почти окаменевший за многие века, он взирал огромными слепыми бельмами на погибающий город и словно плакал от скорби. А внизу, благоговейно задрав голову, стоял попович Моислав, что-то беззвучно шептавший обветренными губами.
- Уходим, - толкнул его воевода. - Хорош таращиться.
Попович очнулся, повернул к нему голову, прищурился.
- Глянь, - показал он на идола. - Разве не жутко тебе, воевода? Он ведь, бог-то этот, всё видит: и как мы народ его губим, и как добро отнимаем, и как дома его палим. Хорошо ещё кумирню не тронули. Иначе несдобровать бы нам.
- Иди-иди, кликуша. Не каркай.
Моислав криво ухмыльнулся и направился вдоль горящих домов к воротам.
Уже приближаясь к частоколу, увидели купца Савку. Тот сидел на каком-то пеньке и, низко склоня голову, от души блевал. Рядом стоял товарищ его, Сбыслав Волосовиц и сочувственно похлопывал приятеля по спине.
- Никак, проняло? - усмехнулся воевода.
Савелий бросил на него измученный взгляд.
- Дыма надышался, - объяснил Сбыслав.
- Что ж ты за вой такой, коли дыма не выносишь? - укоризненно произнёс Ядрей.
- Да не этого, а там, у князька. Небось помнишь!
- Воскурений-то? - Ядрей покосился на Арнаса. - Выходит, прав ты был, пермяк. Коварный это город.
Подхватив под локти Савку, Арнас и Сбышек поволокли его прочь из городка. Воевода остался на месте, поджидая остальных. Со всех сторон к нему подходили ратники, разгоряченные, чумазые, в рваных кафтанах, под которыми проглядывали кольчуги; они тащили позвякивающие волокуши, гремели туго набитыми мошнами. Некоторые за руки и за ноги несли раненых и убитых товарищей. Потери, к счастью, были невелики - застигнутые врасплох югорцы не долго сопротивлялись. Вскоре у ворот появился Буслай - вожак ехал на нартах, подбоченясь, и зыркал вокруг надменным взором. Ядрей осклабился, раскинул руки, чтобы обнять ушкуйника.
- Славно ты сегодня бился, - сказал он. - Без тебя туго бы нам пришлось.
- Не меня благодари, а пермяка. Он тревогу поднял. - Сотник обернулся, с сожалением окидывая взором пылающий город. - Жаль, добра много сгорело. Только по верхам и прошлись.
- Ничего, в стольном граде разживёмся. Много наших-то погибло?
- Кто ж тебе сейчас скажет! Счесть бы надо.
С чувством хлопнув Буслая по спине, воевода вместе с ним вышел за утыканные стрелами ворота, по сторонам которых, венчая боковые столбы, зловеще скалились волчьи черепа. Ратники прерывистой цепочкой двигались к реке, таща за собой нарты с добром, захваченным у югорцев. Озарённые пожаром, они походили на грязных птиц, вперевалочку бредущих к водопою. Человеческие и оленьи тени скакали по снегу, то укорачиваясь, то удлиняясь, тьма шевелилась где-то на границе леса, ратники уходили в неё и мгновенно пропадали из глаз. Развороченные строения посада сквозили обнажёнными рёбрами балок, корячились стропилами, словно черти, вылезшие из пекла и мгновенно заледеневшие на ветру.
- Как же чудин говорил, что югорцы клятвы не нарушат? - спросил Буслай. - Эвон, нарушили же!
- Да не простые это югорцы, а колдуны. Ведьмино гнездо мы здесь разворошили, - пояснил Ядрей.
- От оно как! - Ушкуйник заметил ратника, тащившего на плече бабу-югорку, и крикнул: - Ты слышь, остерегайся её! Тут ведуны жили, и девки их все - ламии. Как натешишься, сразу бабу под лёд. Понял?
- Понял, как не понять! - весело откликнулся тот. - Уж за мной не заржавеет.
Буслай повернулся к Ядрею.
- Прыгай ко мне в нарты, воевода. Помчимся с ветерком.
- Ты вон лучше Савке помоги. Видишь, как его развезло?
- Как знаешь. В стане свидимся.
Нагнав Арнаса и Сбышека, тащивших Савелия, Буслай сказал им:
- Сюды его кидайте.
Те переложили Савку в нарты, распрямили плечи.
- Не шибко тряси, - предупредил Сбышек ушкуйника. - А то загадит тебе всё, не отмоешь.
- Не боись. Довезу в сохранности.
Пухом взметнулись снега, когда олени понесли Буслаевы нарты по ледяному полю. Добравшись до стана, сотник подозвал к себе челядинов, велел им отнести купца в чум. Житый человек что-то бормотал сквозь сон, вскрикивал и подрагивал ногами.
