— Я буду сердечно благодарен тебе за содеянное, — в тон ему, но с едва уловимой иронией ответил ланцтрегер фон Раух.
— Может, за лекарем послать? — предложил Кальпурций уже менее патетично.
— Не стоит пока, — поморщился ланцтрегер. — Уж если до ночи ничего не изменится — тогда пошлем.
Он очень надеялся проспать до самого заката. В казарме предупредил, чтобы ни под каким предлогом не будили, пусть хоть земля треснет, огонь сойдет с небес или молодой король Видар соизволит лично явиться к нему в гости. Караул у двери выставил. Маршировку отменил, чтобы не топали сапогами под окнами. Да и то сказать — какая маршировка? Отдохнуть надо людям после побоища. Что их следующей ночью ждет — одним Девам Небесным ведомо. Выстоят ли, случись повторение нынешнего нашествия? Ой вряд ли…
С этой невеселой мыслью Йорген заснул, и спалось ему на удивление хорошо, без снов и тревог, видно, усталый разум хотел отдыха. Но проснулся по давней привычке к первому построению. Как назло!
И потянулись томительные часы ожидания. Говорить не хотелось, друг на друга смотреть не хотелось. Уселись за книги по разным углам — не отвлекали книги. Йорген то и дело трогал языком зубы, проверял, не вырастают ли в клыки, и никак не мог определиться в своих ощущениях. Ловил на себе косые взгляды Кальпурция — было неуютно. В душе нарастал страх. Мучительно хотелось выйти, занять себя каким-нибудь делом, чтобы отвлечься. Но разве это порядок, если шторб станет разгуливать по казарме? Приходилось терпеть.
Но часа через три такой пытки нервы сдали окончательно.
— Не могу больше! Тиилл, скажи караульному за дверью, пусть принесет сонного зелья из лазарета!.. Эй-эй! Ты спиной-то ко мне не поворачивайся, от греха!
— У тебя уже душевная болезнь развилась, не иначе! — рассердился Кальпурций. — Не превращаешься ты еще! Никаких признаков нет! Сказал тоже — «спиной не поворачивайся»!
Он долго еще ворчал и бранился, потому что и у него нервы были на пределе. И ему-то спать было никак нельзя…
В общем, для каждого из них этот день был одним из худших в жизни. Но и этому дню пришел конец. Отгорел мутный закат. Наступила тьма. Йорген спал дурным отравленным сном, потому что лекарь не поскупился на зелье для дорогого господина начальника, щедрой рукой плеснул. Ночь напролет Кальпурций продолжал вглядываться в бледное лицо спящего, не зная уже, чего бояться: как бы не обратился или как бы не помер. Ни того, ни другого не произошло. Ланцтрегер Йорген фон Раух остался… нет, не человеком, конечно. Скажем так: остался тем, кем изначально был.
Повезло и ему, и двадцати трем его товарищам по несчастью. Всего семь тел, пробитых осиновыми кольями, вынесли на рассвете из карцера и сожгли на заднем дворе. К слову, того нервного парня, что накануне устроил истерику, среди них не оказалось. И Йорген испытал большое душевное облегчение, узнав об этом. Он так уверенно сулил ему совместное путешествие на тот свет — было бы неловко бросить его одного на этом пути…
А утром на казарму налетела буря. Она явилась в лице разъяренного лагенара Дитмара. «Кто ему только доложил?» — гадал потом Йорген. Он так и не узнал никогда, что это Картен Кнут опростоволосился. Услышав от караульного добрую весть, разводящий ошалел от радости и испытал острую потребность осчастливить ближнего. Кого? Ну конечно, любящего брата! Одного лишь он не учел в пылу эмоций: того, что Дитмар фон Раух ни малейшего представления не имел о несчастии, приключившемся с Йоргеном!
И представьте себе состояние лагенара Нидерталя, когда рано поутру в дверях его спальни объявился сияющий рассыльный из казарм и без всякой преамбулы проорал с порога:
— Радуйтесь, радуйтесь, ваша светлость! Опасность миновала! Его милость господин ланцтрегер Йорген фон Раух, хвала Девам Небесным, не обратился в шторба!!!
«А с какой это стати его милость господин ланцтрегер Йорген фон Раух должен был обратиться в шторба?!» — встал законный вопрос. На беду, рассыльный оказался удивительно осведомлен. Наскоро одевшись и не позавтракав, лагенар устремился на расправу.
— Что это такое?! — орал он на всю казарму, внушая гвардейцам уважение мощью своих голосовых связок (куда было младшему фон Рауху до старшего!). — Почему я все всегда узнаю последним?! Почему любому рассыльному в этом городе известно, что ланцтрегер фон Раух едва не помер, — а родному брату неизвестно?! Так трудно было за мной послать еще вчера?!
— Мы думали, тебе неприятно будет на это смотреть, — лениво потягиваясь, промурлыкал Йорген: вопли брата его совершенно не впечатляли, он с детства привык. — О тебе же заботились!
— Заботились они! Скажите, сестры милосердия какие! А если бы ты, не допустите Девы Небесные, и вправду помер?! Что бы я отцу сказал, ты не подумал, а? Что развлекался при дворе на пиру, жрал мясо и пил вино в тот момент, когда его средний сын оборачивался вампиром и от Тьмы его душу спасали чужие люди?! Да?! Думаешь, он смог бы меня простить?!
Йорген поморщился. На самом деле он был абсолютно убежден: если бы события действительно приняли печальный оборот, уж кто-кто, а отец это как-нибудь пережил бы. Но говорить об этом вслух он не стал, чтобы лишний раз не огорчать Дитмара.
А тот тем временем напустился на притихшего Кальпурция:
— А ты куда смотрел? Раб, называется! Ну ладно он, — Дитмар пренебрежительно кивнул на брата, — нелепое создание, безобразный плод напрасной связи, ничего не соображает по ущербной природе своей! Но ты-то! Ведь просвещенный человек, книжки читаешь!!! Мог бы догадаться…
У Кальпурция упало сердце. Не потому конечно же, что его так огорчил несправедливый упрек. Нет, другое его взволновало. Он был абсолютно убежден: после тех страшных слов, что Дитмар только что наговорил Йоргену, разрыв между братьями неизбежен. И это еще в лучшем случае! Зачастую подобные оскорбления смываются лишь кровью!
К его удивлению, Йорген фон Раух вовсе не казался уязвленным. Заговорил вполне миролюбиво:
— Нет, я не пойму, а на Кальпурция бедного ты за что набросился? Это я ему не велел никого звать, с меня и спрашивай. Да, был неправ, да, в другой раз…
— Погоди! — вдруг перебил его старший брат с озадаченным видом. — На кого я набросился?
— На Кальпурция Тиилла. Раба моего.
— Это что… это его так прямо и зовут — Кальпурций?
— Угу. Это красивое и благородное силонийское имя.
— Короче, вы друг друга стоите! — пришел к неожиданному выводу старший фон Раух. — Два сапога пара, будто нарочно подбирали! Пошел я от вас! — и пригрозил уже с порога: — В другой раз убью обоих, так и знайте!
