Она сшила кожу и подкожный жир полидиоксаноном — синтетической саморастворяющейся нитью — и соединила эпидермис синтетической нитью из полиэфирного волокна. Она намеревалась делать стежки как можно мельче, но все же пришлось шить довольно крупно, потому что шовного материала оказалось меньше, чем она рассчитывала.
Джанир следил за дыханием и пульсом мальчика, а Латрел контролировал ход прямого переливания крови больному сначала от Пурмана, потом от Эморры.
Когда мальчик получил две дозы донорской крови, Цветок Ветра, не отрываясь от работы, приказала:
— Карелли, уведи отсюда Пурмана и Эморру, позаботься о том, чтобы им дали вина и сыру, а потом пусть они немного отдохнут.
Еще через час Цветок Ветра отложила инструменты и устало побрела ко второй кровати.
— Теперь моя очередь, Латрел.
Джанир и Латрел встревоженно переглянулись.
Мальчик уже… — начал было Джанир.
Он пропадет без крови, — резко прервала его Цветок Ветра. — А я нет.
Латрел поджал губы.
— Эморра, возможно, и не изучала медицину, но я-то изучал. Сдать дозу крови — в вашем возрасте это не такая уж хорошая идея.
Взгляд Цветок Ветра сосредоточился на лице молодого человека.
Латрел, я уже научила тебя всему, что ты сможешь делать с теми запасами, которые у нас остались, — медленно произнесла она. — Раны мальчику нанес страж порога — моя «ошибка». А раз так, то для меня не может быть ничего лучше, чем отдать немного крови во имя искупления моей же ошибки. — Увидев, что ее слова не убедили интерна, она добавила: — К тому же, Латрел, я так решила.
Очень хорошо, — ответил ее помощник. Его голос прозвучал спокойно, но лицо явственно выдавало волнение.
Цветок Ветра вздрогнула, почувствовав, как начинающий врач ловко вонзил иглу ей в вену. Потом' ее кровь потекла в жилы искалеченного мальчика. Старая женщина вздохнула и потеряла сознание.
Она всегда видела один и тот же сон.
— Да как ты только посмела сказать, что певчая птица многозвон — мой самый большой успех?
Китти Пинг была удостоена всевозможных почестей за работу по выведению гибрида, который удачно предотвратил наихудшие из возможных экологических бедствий, коими изобиловали войны против Нахи. Однако для нее самой эти почести не были достаточным аргументом.
Когда мы, наконец, будем вправе остановиться? — перешла в наступление Китти Пинг, поскольку Цветок Ветра не пожелала ответить на ее первый вопрос.
Никогда. — Цветок Ветра услышала как бы со стороны, что несколько раз тупо повторила это слово.
А почему?
Потому что «сегодня» рождает «завтра», — сказала Цветок Ветра, ответив матери одним из ее излюбленных изречений.
И без того узкие глаза Китти Пинг еще сильнее прищурились.
— И что же это означает, детка?
Это означает, мама, что нашу сегодняшнюю работу придется переделывать из-за того, что случится завтра.
И только те, кто готов к наступлению завтра, найдут отдых в своих трудах, — закончила за нее Китти Пинг и вздохнула — в этом вздохе, как всегда, было сконцентрировано ничем не измеримое отчаяние, порожденное разочарованием в наследнице. — Многозвон — просто ничто по сравнению с пиявкочервем.
Цветку Ветра приходилось внимательно следить за тем, чтобы лицо не выдало ее истинных мыслей, которые сводились к простенькой формуле: ну вот, снова начинается! Вслух же она сказала:
— Я считаю, мама, что многозвон олицетворяет собою тот симбиоз, который был создан тобой и явился решением проблемы.
Китти Пинг позволила своему гневному взгляду смягчиться; правда, совсем чуть-чуть.
— Ты допускаешь серьезную ошибку. Именно пиявкочервь, этот уродливый пожиратель избыточной радиации, — вот что было главным решением проблемы. Многозвон — всего лишь удачный симбионт, соединивший в себе качества защитника всей системы разносчиков пыльцы, существовавшей на планете, а также хищного охотника на пиявкочервей, что позволило нам быстро локализовать избыточную радиоактивность в контролируемом нами секторе биосферы.
Цветок Ветра покорно кивнула. Что бы ни говорила мать, но дочь отлично помнила восторженные отклики, провозгласившие многозвона с Цети-3 главным чудом вселенной. Эти птички позволили изящнейшим образом разрешить ужасную проблему с радиацией, которую воины враждебной расы Нахи обрушили на Цети-3, стремясь уничтожить человеческое население планеты. Они могли бы преуспеть в своих попытках, если бы не адмирал Бенден.
Цветок Ветра прекрасно помнила изумительные многоголосые хоры, звеневшие в ночном воздухе и вызывавшие улыбки на лицах всех, кому посчастливилось уцелеть в ходе ужасной войны, помнила броскую красоту пестрых птичек — красотой они были обязаны исходному генотипу, восходившему к земным птичкам колибри, — помнила, как они, словно сверкающие всеми цветами радуги пчелы, носились от растения к растению. Лишь иногда птичка на секунду-другую зависала в воздухе, чтобы клюнуть сбившегося с дороги пиявкочервя, который мог занести радиоактивные вещества на уже очищенную территорию. Сновидение перешло к другому сюжету.
— Зачем вы сделали стражей порога?
«Ну что ты, мама, — подумала Цветок Ветра. — Ты же отлично знаешь сама. Стражи порога являлись частью изначального плана».
— Зачем вы сделали стражей порога, Цветок Ветра? — Голос не мог принадлежать Китти Пинг: он звучал намного ниже.
Цветок Ветра открыла глаза. Рядом с нею сидел Пурман, сын Тэда Таббермана.
Она медленно приняла сидячее положение. Она находилась у себя в комнате. Пурман сидел на стуле рядом с кроватью и пристально смотрел ей в лицо.
— Ваш сын… Как он? — спросила женщина.
Глаза Пурмана словно сделались светлее.
— Он выздоравливает. Вашему Латрелу пришлось усыплять его соком кошачьей травы, чтобы он не разговаривал и не бередил швы на щеке. А раны на груди и руке прекрасно заживают.
Цветок Ветра приподняла бровь.
Вы оставались без сознания почти два дня, — ответил Пурман на ее безмолвный вопрос. — Вы действительно чересчур стары для донорства.
А как моя дочь?
Лицо Пурмана потеплело.
— Она не отходила от вас, пока сама не заснула, сидя на этом самом стуле. Я попросил Карелли отвести Эморру в ее комнату. — Выражение его лица снова изменилось. — Мне кажется, вы слишком резко обходитесь с ней. А что, Китти Пинг вела себя так же?
Цветок Ветра долго всматривалась в его лицо и лишь потом медленно кивнула.
Эриданцы удостоили нас большой чести.
Это проклятие, — прорычал в ответ Пурман. — Вся эта планета — проклятие.
