– Да ладно, батя, я же сто раз говорил: сделку мы обмывали на даче у одного мужика, – ответил Колька.
– Что, все четыре дня только одну сделку? – язвительно поинтересовался дядя Миша.
– Ну да, одну… Да вы не знаете, какая это сделка. Да я через месяц на ней буду иметь двадцать тысяч баксов! – расхвастался Колька. – Это только чистого дохода, после всяких там налогов государству родному и бандитам!
– Вот когда будешь держать в руках эти свои «баксы», – дядя Миша аж скривился, не выносил он Колькиного бизнес-жаргона, – тогда и выпьешь сколько влезет! Может, тебя обманут и без штанов будешь бегать.
– Не, батя, – Коля искренне оскорбился, что в его талантах бизнесмена усомнились. – Это люди надежные, не кинут.
– После пол-литра у тебя все надежные! – заявил дядя Миша.
Колька обиделся еще больше, я поспешил погасить разгоравшийся скандал, переведя разговор в другую плоскость, а именно, спросил у дяди Миши, хорошо ли клюет на Нерли лещ? О! Ловля лещей была слабостью Михаила Владимировича, о ней он был способен говорить долго, особенно «под мухой». Следующие полчаса мы с Колей слушали исключительно рассказы дяди Миши о хитростях ловли, правильном устройстве удочек и поимке особо выдающихся экземпляров, при описании которых употреблялись слова: «колесо от телеги», «полпуда» и «громадный», а руки дядя Миша разводил гораздо шире плеч.
Прервал рыбацкие байки Колька, который после очередной стопки вдруг поднялся и изрек:
– Батя, что ты всё про рыбу да про рыбу, у меня вот душа песен требует, я же русский мужик, как выпью – так надо спеть!
И мой брательничек запел:
– На поле танки грохотали.
Солдаты шли в смертельный бой,
А молодо-о-ого командира…
Допеть, вернее, доорать песню про танкистов Николаю Михайловичу не удалось. Дядя Миша тоже поднялся со стула и врезал Кольке по шее. После этого «звезда российского бизнеса» молча добрела до кровати и завалилась спать. А мы с дядей Мишей засиделись далеко за полночь – вспомнить было что. От предложения переночевать я отказался и пошел к себе, тем более идти-то было всего метров триста, да и дождь к этому времени кончился. При ходьбе меня ощутимо поматывало, однако обошлось без падений и тому подобных неприятных последствий употребления русского национального напитка.
На следующей неделе скучать мне не пришлось: меняли пол на веранде у дяди Миши, ходили на ночную рыбалку, покатались на Колькином «Форде» по всем, наверное, дорогам Калязинского района Тверской губернии. В одну из таких поездок Коля разогнался почти до двухсот километров в час по нашему шоссе районного значения, отнюдь не похожему на гоночный трек.
– Юра, ты смотри, как идем! – Колька почти кричал, перекрывая шум мотора и магнитофонную музыку. – Иду под двести и ничего не гремит, а руля как слушается! – в подтверждение своих слов кузен слегка повращал руль. Наш «Скорпио» завилял по дороге, а я вжался в кресло, очень ярко представляя, что с нами будет, если на такой скорости мы слетим в канаву. Вдалеке показалась встречная машина, Колька наконец притормозил и, подводя итог нашим гонкам, заявил:
– Нет, эта тачка стоит своих денег. Не зря за ней в Гродно ездил и восемь тысяч «зеленых» отдал. Смотри, Юра, на спидометр – девяносто четвертого года машина, а пробег всего пятьдесят две тысячи. Да я на этом «Скорпе» еще десять лет проезжу, если, конечно, раньше не разбогатею и «Мерседес» шестисотый не возьму!
Своим хвастовством двоюродный брат разжег мое любопытство, и я попросил его пустить меня за руль. Колька – парень не жадный – мигом выполнил просьбу, и до Кленов я доехал в качестве водителя. Машина действительно была хороша. Во мне проснулись зависть и желание иметь такую же. Осуществить сие желание, увы, в скором времени не представлялось возможным, так как с моей зарплатой накопить на хороший «Форд-Скорпио» или такого же класса иномарку было весьма проблематично. Ну да бог с ней, с машиной, без нее спокойнее живешь.
22 июня, в день начала Великой Отечественной войны, мы пошли на кладбище. Именно в этот день, по зловещему совпадению, погибли мои отец и мать.
Пути, ведущие человека в царство мертвых, как известно, неисповедимы. Для моих родителей дорога на тихое сельское кладбище началась в 1986 году, когда отец купил у одного из архангельских партийных боссов почти новую «Волгу» за одиннадцать тысяч рублей. В те времена большое начальство так быстро и нагло, как сейчас, не обогащалось. И товарищу второму секретарю обкома КПСС пришлось продать машину для того, чтобы построить единственной и горячо любимой дочери, подарившей ему к тому же двух внуков, трехкомнатную кооперативную квартиру в тогда еще Ленинграде.
В июне девяносто второго я уехал в столицу на последнюю перед дипломом сессию – я был студентом-заочником Московского института инженеров транспорта. Это, вполне возможно, спасло мне жизнь. Мать с отцом поехали в отпуск на машине. Они намеревались навестить в Москве меня, а потом отправиться на юг – у отца были в городе Бердянске старые товарищи, с которыми он служил в Группе советских войск в Германии. Уже не новая к тому времени, но работающая, как часы, «Волга» резво пробежала путь от Архангельска до Ярославля. Родители не доехали до следующего города, которым был Ростов, всего шесть километров. На встречную полосу выскочил идущий на большой скорости трейлер. Путешествие прервалось. Отец погиб мгновенно, а маму «скорая» не успела довезти до ростовской больницы…
На кладбище мы именно пошли, «Форд» остался стоять у дома. Путь был недолог, минут через десять мы оказались среди могил. Кленовское кладбище располагалось на возвышенном месте, вокруг него были поля, на которых попеременно сеяли то лен, то ячмень. Оно было тихим и уютным, если последнее слово можно использовать для характеристики кладбища. Между могилами росли деревья, даже яркие лучи солнца почти не пробивались сквозь густую листву. Здесь была вечная тень. Слева от дорожки, по которой мы шли, лежала невысокая груда битого кирпича. Когда-то на этом месте стояла часовня, разрушенная во времена всеобщей борьбы с религией. Давным-давно и Клёны славились на всю округу прекрасной церковью с богатейшим иконостасом. От нее, взорванной в тридцать втором, не осталось даже кирпичной груды, а на месте церковного погоста стояла сейчас дача какого-то, совсем не бедного, москвича.
На этом кладбище, похожем со стороны на березовую рощу, всегда росло много грибов. Помню, когда мы с Колькой были маленькими, то долго не понимали, почему взрослые запрещают нам их тут собирать… Мы остановились перед общей на три могилы оградой, самолично сваренной из стальных труб и прутьев дядей Мишей. Внутри нее, в изголовье каждой могилы, стояли три одинаковых гранитных памятника. На табличках было выгравировано:
