— Я живой, — внезапно охрипшим голосом сказал он. — Снова живой. Как ты.
— Но как же… как же так?
— Я не знаю, — торопливо заговорил он, будто боясь не успеть рассказать мне все, — не знаю, почему так случилось, просто почувствовал, что куда-то проваливаюсь, там, у тебя дома, почувствовал холод, понимаешь, настоящий холод, а потом… не помню. Пришел в себя, а тебя уже нет. И цветы завяли… Сколько дней прошло?
— Пять.
— Это немного, — прошептал он, гладя мои волосы. — Это совсем немного.
— Для меня — пять лет…
Он засмеялся и осторожно коснулся губами моих губ, будто ожидая грома, молнии и землетрясения для полного комплекта. Но небо было чистым и безоблачным, а если земля и уходила из-под ног — вряд ли землетрясение было тому причиной.
На следующее утро мы нашли на крыльце связку ключей и паспорт на имя Ангеловского Люцифера Гаврииловича. Фотография была слегка смазана, так что над его головой наблюдалось что-то вроде нимба. Наверное, есть все же какая-то контора, опекающая таких вот падших ангелов — шутники там, судя по всему, сидят еще те. Впрочем, с тех пор прошло уже много времени, а к нам ни разу никто не приходил, и можно было бы в этом усомниться, вот только паспорт был вроде как настоящий, да и однокомнатная квартира в новостройке ждала своего хозяина. Второй шанс — он мало кому дается, но Люк попал в число счастливчиков, а это что-то, да значит. Мы сочинили красивую романтическую историю о том, как познакомились, она особенно понравилась моей маме, а мне, когда я ее рассказывала, приходилось прилагать усилия, чтобы не рассмеяться. Люк же сидел с серьезным видом и смотрел на меня влюбленными глазами. Он сразу понравился маме и отцу, но они у меня вообще очень доброжелательные, так что я не беспокоилась на этот счет. Мне пришлось выдержать довольно бурные протесты обоих родителей, когда я сообщила, что переезжаю жить к Люку, но мы с ангелом настолько привыкли быть вместе каждую минуту, что расставание даже на сутки вызывало почти физическую боль. Почему я до сих пор называю его ангелом? Не знаю, наверное, просто привычка. Он не возражает. Несколько дней назад он набрался храбрости (по его собственным словам) и предложил мне, как говорится, руку и сердце, мотивировав тем, что «…мы с тобой и так уже считай три года вместе живем, надо же иметь гражданскую совесть. Церковь, опять же, не одобряет, а я там должен остался…». Я не против — всегда хотела покрасоваться в подвенечном платье. Вот и все, можно поставить на этом точку, закрыть тетрадь и положить куда-нибудь далеко-далеко, чтобы спустя много лет наша дочь подошла бы ко мне и сказала: «Мам, а я и не знала, что ты пишешь фантастические рассказы».
И мы с Люком не будем ее в этом разубеждать.
Конец