Заря развеселилась. Она играла малиновым светом, щекотала сонные утренние облака, мела по зелёному берёзовому морю лёгким ветерком.
Четыре крылатых коня встретились под селембрийским небом.
* * *
Темны мещерские леса. Дубравы, словно богатырский полк, собравшийся в поход. Восставшие от древних снов святые великаны. Поднялись, встали в ряд, плечи за плечами. В зелёных волосах плутает ветер. В подземных кузницах откованы доспехи — морщинистая серая кора. Несметной ратью вышли на высокий берег, на холм крутой, на плоскую равнину и остановились. Словно призадумались: куда идти? зачем идти? Везде одно и то же — нет конца земле. Вросли ногами в землю и застыли, словно бы уснули. Так долог путь, так нескончаемы видения, так околдовывает путника мещерская чащоба, древний сон земли.
Четыре белых лебедя, несущие седоков, четыре всадника на лунных скакунах, четыре птицы из былинной песни.
Прохладен воздух осени, словно дивное тягучее питьё. Как древнее вино из потемневших кубков. Запах жизни, утомлённой от изобилия прошедшего тепла. Остро-сладкий вкус медовых кладовых. Столетний свет, укрытый в сотах. Селембрис, потаённый зов души.
Трава седая, словно волосы русалки. Деревья молчаливы, словно не желают говорить. Даже воздух замер. Не рыскает зверьё, не порхает птица, не трепещет мышь. Лишь ноги четырёх людей тревожат отшельнический сон дубравы. Идут, как будто повязаются землёй. Как будто клонит их и тянет, тянет позабыться — лечь на взгорок, укрыться томным запахом слегка повядших трав и слушать песни, нескончаемый подземный говор. Как шепчут меж собою корни, как перегоняют соки лета. Как дышит почва, отпуская пар из тёплых недр своих. Как легко бежит по древним жилам кристально-сладкая вода — прозрачная земная кровь.
Здесь, в глубине мещерской тайны живёт чудо из чудес — древний лес эльфов, неувядаемая жизнь, неослабный свет, неиссякаемые воды. Великий древний народ могущественных чародеев когда-то населял Селембрис. Это было время, которое называли Золотым Веком — не сохранилось в памяти людской всех тех чудес и удивительного мира, что царил на этой сказочной земле. Куда исчезли эльфы — никто не знает. Отчего ушли — нет на то ответа. Те ли это порхающие беспечные существа, что жили в сокрытой от людей Эльфире — стране цветочных эльфов? Едва ли. Даже волшебники не верят в это — очень уж легкомысленны цветочные владыки, очень уж старательно чураются всякой озабоченности. А Жребий Судьбы — есть древняя мудрость, которой под силу разрешить любую невозможную задачу, любой парадокс, любую нравственную проблему.
Широкий, как сторожевая башня, неохватный, как скала, застыл могуче дуб. Невысок, но кряжист и просторен. Все братья вознеслись главами к солнцу, а этот всех разогнал, всех отодвинул. Стоит один и ветви раскидал: не подходи! К нему и шли волшебники.
Едва ступили на поляну, укрытую крышей из ветвей, как прямо под ногами стали вырастать цветы. Кроваво-красные тюльпаны раскрывали рты и исторгали страстный аромат, как будто звали к себе, просили, умоляли, приказывали остановиться. Придите, путники, к нам, приложите губы к трепещущим бокалам… Вдохните сон, вдохните сладкий сон… Забудьте все свои печали, оставьте боль, покиньте суету. И погрузитесь, растворитесь в тишине, в покое, сладости, безвременье. Качайтесь вечно на волнах роскошных ароматов, плывите тонкой струйкой вожделения, утехи, сладострастным сном. Маните путника к себе, шепчите ему все его мечты, обещайте всё, потому что сон всесилен.
— Не поддавайтесь. — предупредил Магирус. — Цветы на подступах к эльфийскому лесу не что иное, как те, кто не знал, зачем отправился искать Священный Жребий. Это те, кто искал его совета из баловства, без большой нужды. Лишь затем, чтобы потешить себя и напитаться самомнением.
Долбер едва оторвался от песен, что пела ему алая поляна. Он хотел поддать ногой цветку, прильнувшему к его колену.
— Не делай так. — остановила его колдунья. — Это не самые дурные были люди, им только не хватало доброго советчика.
И все четверо осторожно стали продвигаться между пышными чашами цветов. Те были счастливы, на них смотрели, ими любовались, они дарили людям аромат. Им надо очень мало: лишь улыбка и лёгкий поцелуй.
Лён обернулся. Позади оставались лишь сморщенные головки. Алые цветы поникли: жертва ускользнула.
Дуб неприветливо молчал. Он не ждал пришельцев. Ему ничего от них не нужно. Он вздымал громадные, как морские змеи, корни, словно отгораживался ими от гостей. Лишь подойдя к самому его титаническому телу, можно понять, как же он велик. В изломах коры, в глубоких трещинах можно строить дом.
— Вот мы и пришли. — сказал Магирус.
Волшебники велели Лёну с Долбером оставаться за пределами корней — на границе между усыпанным чешуйками коры неровным кругом и окончательно увядшей поляной. А сами двинулись между морщинистыми арками корней. Под кроной глохли звуки.
Магирус и Брунгильда несли дары. Лунное серебро и аквамарин. Знаки чистого сердца и светлых надежд. Цвета молодости и мудрости одновременно. Прими, наш древний друг, и помоги юным нашим найти судьбу и встретить своё имя в Книге Судеб. Не обдели, но обласкай. Дай мудрости пройти все испытания. Дай храбрости не дрогнуть перед страхом. Здесь все равны: маг и человек. Величие доступно всем, равно, как и низость. Мы просим лучшей доли для наших рыцарей. Да живёт Селембрис!
Ну хорошо, согласился дуб. Пусть будет всё по вашей просьбе. Мало ли, Брунгильда, ты отправляла в поиск учеников своих? Разве Магирус мало рыцарей взрастил? Я отыщу для юношей достойный выход. Будет трудно, но дело того стоит.
— Идите и ничего не бойтесь. — сказали волшебники двум молодым рыцарям.
Они двинули к необъятному телу старого дуба, оглядываясь по сторонам, словно ожидали чего-то нехорошего.
— Приблизьтесь и входите в любую щель. — прогудело из зелёной кроны.
Лён и Долбер схватились за руки, такой великой силой несло от титанически-морщинистой коры. Казалось, что с корявых ветвей спускаются потоки энергии, невидимые волны мощи. Им казалось, что они сами пропитываются этой силой, как растение поглощает свет.
Уже ничего не опасаясь, они проникли в глубокую трещину в коре — как будто вошли в пещеру, слоистые стены которой казались состоящими из камня. Пещера углублялась и молодые гости пошли по ней, с трудом отыскивая место, где поставить ногу — как будто пробирались меж двух высоких скал, сомкнувшихся вершинами и основаниями. Ладони прикасались к сухой шершавой стене, и та опять дарила им силу древнего, как Селембрис, дуба.
