— Это случилось с Хранителем Гораном и Самуэль умер таким же образом пару дней назад в Башне магов. Поверь, для тебя полезнее вернуться к братьям. Прощай.
С этими словами он отпер дверь и выпустил нас.
Весь обратный путь я молчал, мысленно разрываясь между боязнью описанных Артемусом ужасов, и отчаянным желанием узнать, что же скрывалось за всем этим. Нет, назад мне не хотелось! Не было никакого желания нести стражу в коридорах, держать проклятый боевой молот в правой руке, который так часто падал, потому что был слишком тяжелым для меня. А также не вызывало интереса слушать тупую набожную бормотню кого-то из братьев Ордена и смотреть на ползающих по окнам мух.
Но тут в мыслях возникла картина заброшенного, освещенного луной кладбища, и страшно изуродованного трупа, лежащего среди покосившихся могил и руин некогда великолепно украшенных склепов, и тогда мои мысли снова помчались в обратном направлении.
Может, жизнь в монастыре была лучшей альтернативой ужасной гибели в поисках страшных разгадок? А ведь всего неделю назад подобные сомнения не мучили меня. Ладно, пускай недовольство Торбена тяжко давило на душу, но стоило ли вообще рисковать головой, сунув нос в подобного рода историю? Лицо Торбена, глядящего с пренебрежением, вдруг возникло передо мной. Уж у него-то хватило бы мужества. Однако же никто не отсылал его назад в монастырь.
Тем не менее это запало мне в сердце и я снова чувствовал стойкое нежелание следовать решению Гарретта насчет пути назад. Так все и продолжалось, пока мы не пришли в его комнату, и я угрюмо уселся перед камином, чтобы снова разжечь огонь. Он насмешливо присматривался, как безуспешно (потому что мысли были далеко) я возился там, потом сам все сделал, отобрав у меня кочергу:
— Угли надо разгребать, а не гасить.
Я злобно глянул, а Гарретт отвернулся и сел на кровать. Немного помолчав, он сказал:
— Я не могу тебя взять с собой.
— А-а, ну да-а, знаю, это же сли-ишком опа-асно. — буркнул я, нарочно растягивая слова.
— И это правда.
Я глядел на огонь, пока не начали болеть глаза. А Гарретт между тем осторожно пытался снять плащ, раненая рука заметно его беспокоила.
— Между прочим, Вам пока рано в одиночку начинать серьезные дела, — поспешно затараторил я. — Когда надо действовать двумя руками, Вы ни на что не годитесь.
— Это ненадолго.
— Но он же сказал, что время утекает.
Невольно улыбнувшись, он снова посерьезнел.
— Тим, тебе не хватает сноровки. А постоянно быть твоей нянькой я не могу.
Вот, еще один сомневается, что я в состоянии что-либо сделать. Я был взбешен и уже готов был взорваться, но тут же слишком ясно понял, что таким способом мне не удастся уговорить его. На всем свете не было ничего, что заставило бы его втянуть меня с головой в это дело, разве что если отрубить ему обе руки. Поэтому я до крови кусал губы и помалкивал. В конце концов это зрелище подействовало на него и спустя достаточно долгое время Гарретт промолвил:
— Ты можешь помочь мне добраться до твоего Первосвященника, решив завтра кое-какие проблемы — ведь я не смогу свободно пройти через монастырские ворота.
— А где сможете? — ляпнул я и тут же пожалел о сказанном, но это никак не задело Гарретта. Он лишь скривился и пожал плечами.
С трудом пытаясь опять говорить по-дружески, я пообещал открыть массивную заднюю дверь в сад, находящийся за стенами. Он не спросил, как найти покои Первосвященника, и я понял, что путь туда ему хорошо знаком. Несколько месяцев назад некоторые из ценнейших религиозных артефактов таинственным образом исчезли из монастыря, что, вероятно, не было для Маркуса такой загадкой, как он это преподнес своим собратьям.
Наступил вечер и я свернулся на своем месте у очага, в то время как Гарретт несколько часов был погружен в чтение книги Артемуса. В конце концов я уснул и снилась мне дикая мешанина видений залитых луной кладбищ, ходячих трупов и Торбена, качающего головой и говорящего, что я никогда не смогу нормально научиться читать.
Я проснулся несколько отдохнувшим при проблеске первого луча солнца.
— Давай-ка поторопимся, — сказал Гарретт. Мы были несколько часов в пути, оставив за собой Город, и шли той же дорогой, по которой в тот раз двигался я. Был пасмурный день, который все никак не хотел проясняться. Туман тяжко нависал над замерзшим пустынным ландшафтом. Должно быть, было уже за полдень, а мы были еще на порядочном расстоянии от монастырской деревни. Эти его слова были единственными сказанными за несколько часов, но я уже понемногу привык к такой необщительности. Больше беспокоило, что его голос звучал напряженно. Я огляделся.
Мы как раз пересекали участок леса с древними корявыми деревьями и непролазным подлеском. Еще по пути в Город мне бросились в глаза несколько полуразвалившихся стен, но тогда они не так угрожающе вырисовывались в тумане. Сейчас было видно, что это руины маленькой часовни, очевидно, часть огромной усадьбы, что стояла здесь очень давно. Лишь пара руин там и тут, покрытые мхом и плющом, усеянные всякой древесной порослью и побелевшие от мороза. Корни деревьев выворотили огромные бурые камни и некая неведомая сила разбросала их во все стороны. Над всем застыла давящая тишина. Обычно в лесу полно звуков — трепет легких крыльев в ветвях, отдаленный щебет птиц или похрустывание валежника, а сейчас, наверное, все заглушал туман.
В этой полной тишине собственные шаги казались мне чересчур громкими. Я думал было спросить Гарретта, что его обеспокоило, но, судя по его лицу, лучше было этого не делать. Он весь обратился в слух, глаза без устали обшаривали все кругом, здоровая рука легла на рукоять кинжала. Он даже снял с плеча свой лук, хотя было непонятно, как он вообще будет стрелять из него. Мы быстро шли дальше и чем дольше на нас давила эта тишина, тем сильнее мне хотелось умчаться прочь сломя голову.
И тут я тоже услышал то, что привлекло его внимание. Звук напоминал хриплое дыхание, сопровождаемое странными шаркающими шагами, словно кто-то или что-то двигалось, будучи не в состоянии поднимать ноги и переставлять их. Создавалось впечатление, что создание передвигалось медленно и с большим трудом, однако это было ошибкой, поскольку звуки приближались пугающе скоро и целеустремленно.
Я чуть не заорал от внезапного прикосновения, когда рука Гарретта легла мне на плечо. Он почти беззвучно отпихнул меня в сторону, прочь от дороги, толкнул меня за полуразвалившуюся стену и сам спрятался рядом. Я едва мог дышать.
