Одна дама, излив все свое восхищение, обратилась к другой даме с разговором о погоде.
— Знаешь ли, милая, так странно, но когда мы были в церкви и вы с мистером Стренджем рассматривали картины, я выглянула на улицу, и мне показалось, что идет дождь. Я так испугалась, что ты промокнешь!
— Нет, тетя! Смотри, камни совсем сухие. Ни единой капельки!
— А кроме того, дорогая, не мешает ли тебе ветер? В уши так и дует! Если он тебя беспокоит, мы попросим мистера Стренджа и папу пойти немного быстрее.
— Спасибо, тетушка, но мне очень хорошо. Приятный бриз, запах моря — все это освежает мысли, чувства — все. Или, тетя, оно не нравится вам?
— Что ты, дорогая! Я никогда не обращаю внимания на подобные вещи. Я очень вынослива. Беспокоюсь только за тебя.
— Знаю, тетушка, — отвечала молодая дама. Вероятно, она сознавала, что солнечный свет и ветерок, придающие Венеции такое очарование, одаряющие каналы синевой, а мрамор — магическим сиянием, в не меньшей степени к лицу ей самой. Быстрая смена света и тени подчеркивала прозрачность кожи и свежесть девического лица. Белое муслиновое платье очаровательно развевалось на ветру.
— Ах! — воскликнула тетушка, — папа как раз показывает мистеру Стренджу что-то новое. Почему бы тебе, дорогая, не присоединиться к ним?
— Я уже насмотрелась досыта. Идите лучше вы, тетушка. Тетушка поспешила на другой конец площади, а мисс Грейстил медленно направилась к белому мостику, изысканно изгибающемуся рядом с церковью. Она задумчиво втыкала кончик парасольки между камнями мостовой и бормотала: «Я видела достаточно. Да, вполне достаточно!» Казалось, повторение таинственного восклицания не облегчило ей душу, напротив, облако печали сгустилось, а вздохи стали еще чаще.
— Вы сегодня так молчаливы, — неожиданно раздался за ее спиной голос мистера Стренджа.
Девушка вздрогнула: она не подозревала, что он так близко.
— Правда? А я и не заметила. — Она на минуту задумалась.
Стрендж прислонился к перилам моста, сложил на груди руки и внимательно на нее взглянул.
— Молчаливы, — повторил он, — и, как мне кажется, слегка печальны. А значит, я должен с вами поговорить.
— Должны поговорить со мной? — переспросила девушка, невольно улыбнувшись. Однако, словно и сам разговор, и улыбка доставили боль, она снова вздохнула и отвернулась.
— Разумеется. Всякий раз, как я предаюсь меланхолии, вы рассказываете мне что-нибудь веселое и таким образом излечиваете мою печаль. Я в долгу перед вами. Ведь в этом и заключается дружба.
— Открытость и честность. Мне кажется, мистер Стрендж, именно эти два качества составляют основу дружбы.
— О, так вы считаете меня скрытным! Вижу это по вашему лицу. Возможно, вы и правы, но только… то есть… нет, скорее всего вы правы. Однако, в конце концов, — профессия…
Мисс Грейстил прервала его сбивчивый монолог.
— Я не имела в виду вашу профессию. Совсем нет. Каждый род занятий имеет собственные ограничения. Мне кажется, это вполне объяснимо.
— Тогда я вас не понимаю.
— Ну и не важно. Нам следует догнать отца и тетушку.
— Нет, подождите, мисс Грейстил, так не годится. Если я ошибаюсь, кто меня поправит, коли не вы? Скажите мне, кого, по вашему мнению, я обманываю?
Мисс Грейстил помолчала, а потом неохотно ответила:
— Может быть, вашу вчерашнюю приятельницу?
— Мою вчерашнюю приятельницу? О ком вы?
Мисс Грейстил выглядела очень расстроенной.
— Ту молодую даму в гондоле, которая так стремилась с вами поговорить и на целых полчаса завладела вашим вниманием, не позволяя никому другому перемолвиться с вами словечком.
— Ах, вот что! — Стрендж улыбнулся и покачал головой. — Однако вы заблуждаетесь. Это не моя приятельница, а подруга лорда Байрона.
— О! — Мисс Грейстил слегка покраснела. — Она казалась весьма взволнованной.
— Поведение его светлости не слишком ее радует. — Стрендж пожал плечами. — А впрочем, кто способен его одобрить? Дама стремилась выяснить, могу ли я как-то повлиять на его светлость, а я доказывал, что во всей Англии не было и нет достаточно сильной магии.
— Вы обиделись.
— Нисколько. Я полагаю, что мы приблизились к тому взаимопониманию, которое необходимо для настоящей дружбы. Не откажете ли мне в рукопожатии?
— С огромным удовольствием, — ответила девушка.
— Флора? Мистер Стрендж? — раздался голос быстро шагавшего к ним доктора Грейстила. — В чем дело?
Мисс Грейстил слегка смутилась. Ей казалось чрезвычайно важным, чтобы и отец, и тетушка составили о мистере Стрендже наилучшее мнение. Ей не хотелось показывать, что сама она подозревает его в каких-то не совсем правильных действиях. Потому девушка притворилась, будто не слышала вопроса, и начала живо рассуждать о картинах в Скуола ди Джорджо дельи Скьявони, которые ей не терпелось посмотреть.
— Это совсем недалеко. Мы могли бы пойти прямо сейчас. Надеюсь, вы сможете к нам присоединиться? — обратилась она к мистеру Стренджу.
Стрендж разочарованно улыбнулся.
— У меня много срочной работы.
— Над книгой? — уточнил доктор Грейстил.
— Сегодня — другого рода. Я пытаюсь найти заклинание, чтобы вызвать эльфа. Уже потерял счет попыткам. Чего только не испробовал! Разумеется, безрезультатно. Такова доля современного волшебника! Те заклинания, которыми когда-то владел даже самый скромный английский чародей, сейчас стали настолько неуловимыми, что мы же почти отчаялись их вернуть. У Мартина Пейла в услужении было двадцать восемь эльфов. А я считал бы себя счастливцем, заполучив одного-единственного.
— Эльфы! — воскликнула тетушка Грейстил. — Если судить по рассказам, они чрезвычайно упрямы и своевольны. Вы уверены, мистер Стрендж, что готовы иметь дело с таким ненадежным существом?
— Милая тетушка! — сказала мисс Грейстил. — Мистер Стрендж прекрасно понимает, что делает.
Однако тетушка Грейстил чрезвычайно взволновалась и, дабы убедить присутствующих в своей правоте, начала рассуждать о реке в графстве Дербишир, на берегах которой выросли они с доктором Грейстилом. Когда-то ее заколдовали эльфы, так что она из полноводного потока превратилась в тихий ручеек. Случилось это давным-давно, однако местное население никак не могло простить обиду. Люди до сих пор с сожалением рассуждают о мастерских и мельницах, которые можно было бы построить на берегу и о том производстве, которое можно было бы с успехом развивать, будь река достаточно быстрой[135].
Стрендж вежливо выслушал рассказ, а когда дама закончила, произнес:
— О, да! Все эльфы злобны и непокорны. Если я когда-нибудь достигну успеха в своих попытках, то буду внимательно следить, с кем имеют дело мои эльфы. — Он бросил взгляд на мисс Грейстил. — И тем не менее они столь сведущи, что волшебнику нелегко отказаться от их помощи, разве что он — Гильберт Норрелл. Каждый из когда-либо существовавших эльфов обладает такими знаниями, умениями и помыслами, что может заменить величайшую из всех существующих магических библиотек[136].
— Неужели? — дивилась тетушка Грейстил. — Как замечательно!
Доктор Грейстил и тетушка пожелали Стренджу успехов в научных изысканиях, а мисс Грейстил напомнила, что он обещал вместе с ней посмотреть фортепиано, которое вроде бы сдает напрокат живущий неподалеку от Кампо Сан-Анджело антиквар. Затем семейство Грейстилов продолжило развлечения, а мистер Стрендж вернулся к себе, в дом возле площади Санта-Мария Дзобениго.
Большинство английских джентльменов, посещающих в наши дни Италию, описывают ее красоты в стихах или путевых заметках, а иногда даже зарисовывают понравившиеся виды. Итальянцы, сдающие этим джентльменам квартиры, предоставляют отдельные комнаты, где можно предаваться подобным занятиям. Хозяин Стренджа, например, отвел для них небольшую и не очень светлую комнатку на верхнем этаже дома. Обставлена она была занятно: убранство составляли древний стол с четырьмя вырезанными из дерева грифонами вместо ножек, капитанское кресло, крашеный деревянный шкаф, какие можно встретить в церкви, и стоящая на постаменте в виде колонны деревянная фигура высотой в два или три фута. Фигура эта представляла собой улыбающегося мужчину, держащего в руке что-то круглое и красное, то ли яблоко, то ли плод граната, то ли красный мячик. Трудно было вообразить происхождение этой фигуры: для святого она казалась чересчур жизнерадостной, а для входа в кофейню — недостаточно комичной.
Стрендж осмотрел шкаф и нашел его сырым и покрытым плесенью, а потому решил не ставить в него книги, поэтому и книги, и бумаги кипами высились прямо на полу. Однако он подружился с деревянным человеком — настолько, что, работая, постоянно обращался к нему с замечаниями, в частности, следующего содержания:
