Монза его не знала, зато он знал Бенну, выступая вперёд с протянутыми руками, в темноте сияла улыбка.
— Бенна, Бенна. счастлив видеть тебя! — Они обнялись как старые камрады.
— И я, друг мой. Это моя сестра, Монцкарро.
Человек поклонился. — Знаменитая и грозная. Большая честь.
— Сомену Хермон, — произнёс Бенна, широко улыбаясь. — Величайший мусселийский купец.
— Не более чем скромный торговец, как и все прочие. Осталось перевезти всего несколько… вещей. Жена с детьми уже уехала.
— Отлично. Существенно облегчает дело.
Монза нахмурилась глядя на брата. — Что происходит…
Бенна сдёрнул с её пояса кинжал и вынеся руку вверх, ударил Хермона в лицо. Так быстро, что купец всё ещё улыбался, пока падал.
Монза инстинктивно обнажила меч, вглядываясь в тени по всему двору и на улице, но было тихо.
— Какого чёрта ты натворил? — заворчала она ему. Он уже взгромоздился на телегу, срывая холщовую ткань, на лице усмешка бодрого безумия. Он нашарил и откинул крышку короба внутри, зачерпнул оттуда и не спеша, с тонким дзыньканьем, рассыпал монеты.
Золото.
Она подскочила к нему. Больше золота чем она когда-либо видела вообще. Раширив от слабости глаза, она поняла, что коробов больше одного. Дрожащими кистями откинула холст. Намного больше.
— Мы богаты! — взвизгнул Бенна. — Мы богаты!
— Мы и так были богаты. — Она взглянула на свой, торчащий из глаза Хермона нож. В факельном свете чернела кровь. — Обязательно надо было убивать?
Он вытаращился, будто у неё поехала крыша. — Ограбить, и оставить его в живых? Он бы рассказал людям что деньги у нас. А так мы в безопасности.
— В безопасности? Такая гора золота исключает безопасность, Бенна!
Он помрачнел, будто она его ударила. — Я думал, ты будешь рада. Ты же из тех, кто батрачил в грязи ни за что. — Будто она его разочаровала. — Оно наше. Наше, ты понимаешь? — Будто она его подвела. — Пощада и трусость — одно и тоже, Монза! Я думал, ты выучила.
Что ей ещё оставалось делать? Заштопать обратно лицо Хермона?
Похоже немножко золота может навлечь море крови.
Самый южный отрог Урвальских гор, великого станового хребта Стирии — всё сплошь тенистые низины и грандиозные пики, купающиеся в золотом вечернем свете, отважно марширующие на юг, оканчивался роскошным великаном, в ком и была взрезана сама Осприя.
Глубокую зелёнеющую долину меж городом и той возвышенностью на которую взгромоздился штаб Тысячи Мечей, сотнями расцветок покрывали полевые цветы. По дну долины петляла Сульва, устремляясь к далёкому морю, становясь под прикосновением заходящего солнца рыжим расплавленным железом. В древних оливковых рощах щебетали птицы, в высоких волнистых травах стрекотали кузнечики, ветер ласкал лицо Коски, и перо на шляпе в его руке по геройски трепетало и билось. В предгорьях севернее города высадили виноградники, зелёные ряды виноградной лозы на пыльных склонах холмов болезненным устремлением притягивали коскин глаз и исходили слюной во рту. Именно там давили лучшие марочные урожаи на Земном Круге…
— О, сжальтесь, лишь глоток, — беззвучно прошевелил губами он.
— Восхитительно, — выдохнул принц Фоскар.
— Вид на прекрасную Осприю ни разу не открывался вам прежде, ваше высочество?
— Я слышал рассказы, но…
— Дух захватывает, не так ли? — Город возвели на четырёх громадных, врезанных в кремового цвета скалу, полках пологого горного склона. Каждая, окружённая собственной ровной стеной, переполнена горделивыми сооружениями, набита переплетеньем крыш, куполов и башен. С гор до самого крайнего бастиона изящно спускался древний имперский акведук, свыше пятидесяти арок. Высочайшие из них в двадцать раз выше человеческого роста. К верхнему утёсу невозможным образом цеплялась цитадель, четыре великих башни вытянулись в темнеющую лазурь небес. Солнце садилось и в окнах загорались огни, очертания города припорошило булавочными остриями света. — Подобного сему, другого места нет.
Пауза. — Почти что жаль осквернять его огнём и мечом, — заметил Фоскар.
Коска слыхал, что граф Фоскар, ныне принц Фоскар, вследствие происшествия в знаменитом сипанском борделе, был ребячливым, неоперившемся, слабонервным юнцом, и приятно удивился от того, что видел перед собой сейчас. Парень взаправду обликом юн, но ведь жизнь каждого человека неминуемо начинается с молодости, и тот казался скорее вдумчивым, нежели слабым, скорее трезвомыслящим нежели бесхарактерным, скорее вежливым, чем уступчивым. Очень похожим на самого Коску в таком возрасте юношей. Не считая абсолютной противоположности в каждой отдельно взятой черте.
— Укрепления, по видимому, весьма могучие… — прошептал принц, изучая вздымающиеся стены с помощью подзорной трубы.
— О, разумеется. Осприя была самым дальним острогом Новой Империи, построенным как бастион против неугомонных баолийских орд. Иные участки стен сдерживали дикарей более пятисот лет подряд и стоят до сих пор.
— Тогда почему герцог Рогонт просто не укрылся за ними? Он, кажется, склонен по возможности избегать сражений.
— Он даст бой, ваше высочество, — заявил Эндике.
— Он должен, — грохотнул Сезария, — или мы просто встанем лагерем в чудесной долине и выморим его голодом.
— У нас численный перевес три к одному, если не больше, — поморщился Виктус.
Коска мог только согласиться. — Стены полезны лишь когда ожидается помощь, а помощи Лиге Восьми ждать неоткуда. Он должен сражаться. Он будет сражаться. Он в отчаянии. — Если сам он хоть в чём-то и разбирается, так это в отчаянии.
— Должен признаться у меня сохранилась некоторая… озабоченность, — Фоскар беспокойно прочистил горло. — Я знал что вы всегда страстно ненавидили моего отца.
— Страстно, ха. — Коска рукой отогнал от себя эту мысль. — Молодым я позволял страсти водить меня за нос, но бесчисленные уроки суровой жизни научили меня хладнокровию. Мы с вашим отцом имели свои разногласия, но я, превыше прочего, наёмник. Позволить личным чувствам облегчить вес кошелька стало бы актом преступного непрофессионализма.
— Слышим, слышим. — Виктус злобно и неприглядно покосился. Ещё более неприглядно, чем обычно.
— Что ж, трое моих собственных приближённых капитанов, — и Коска обвёл их театральным взмахом шляпы, — предали меня с потрохами и посадили в моё кресло Муркатто. Как говорят в Сипани, натянули по самые яйца. По самые яйца, ваша светлость. Желал бы я мести, она бы пала на вот эти вот три кучки людского говна. — Затем Коска негромко засмеялся, и они засмеялись тоже, и непрятная мутная атмосфера моментально развеялась. — Но все мы приносим друг другу пользу, поэтому я всё им простил, как и вашему отцу. Месть никого не ведёт в светлое завтра, и на серебряных весах жизни не перевесит единого… серебренника. Не стоит беспокоиться на сей счёт, принц Фоскар, я в деле. Куплен по предоплате и целиком ваш.
