– Повезло, босяк! Печь велика! – Стюжень обошел продолговатую постройку на земле, сложенную из глины. С одного конца закладывали дрова, в другом конце находился дымоход, и если тот дымоход расширить…
Безрод присел у печи, заглянул в темное, пустое нутро. Тянуло застарелым палевом, кострище заросло травой. Как ни посмотри, старая печь дает жизнь, раньше пекли хлеба на всю дружину, теперь и вовсе придется самому лезть в пекло, хотя… первым стать уже не придется. Сивый углядел в глубине две блескучие бусинки – свет падал из-за спины, и кот настороженно таращился из темноты на людей.
– Полосат, молоко, молоко! – позвал Безрод, в глубине печи раздалось мяуканье, и на свет вышел черно-серый полосатый кот.
– Узнал, – разлыбился ворожец. – Добрый знак.
– Молока взяли?
– Взяли. Какой же поход без молока? – Старик на весь двор крикнул: – Залевец, молока неси с корабля! Кота поить будем!
Люди ходят по двору, кричат, стучат дверями, кот мяучит… Сивый усмехнулся. Здравствуй, Чернолесская застава.
Старый дымоход разбили кувалдой и сложили по-новому – сделали широкий ход у самой земли, натаскали гальки с берега, выстлали камешками днище. До вечера сделали пробный розжиг. Печь долго разогревалась, прогоняя сырость, Ворожец время от времени прикладывал руку к стенке, подолгу сидел у выходного отверстия, смотрел, как идет дым, «полоскал» руки в горячем воздухе.
– Хорошо сложена. Дровяной конец приопущен, дымоход приподнят. Вот оно, все тепло, у меня в руках! Будто кашляет печка и чихает. Еще бы, два года стояла холодная.
Гюст-кормщик долго сидел у печи, хмурился, морщился, крутил ус. Привезли из Сторожища поддувало, как его приспособить – задача.
– Сделаем съемную заслонку, в ней отверстие. – Оттнир показывал Стюженю. – Забросили дрова, закрыли заслонкой и сунули поддувало. Сгорело – открыли, выгребли золу, забросили дрова и все сначала.
Вдвоем вымерили очажницу.
– Шестнадцать четвертин влезает за одну закладку. С поддувалом отгорят быстрее, зато жара дадут больше. Не сгоришь, босота?
Безрод пожал плечами. Сколько дней двое, сменяя друг друга, будут качать поддувало вверх-вниз? Устанут, измочалятся. Ровно в грудь что-то кольнуло, оглянулся на восток. Будто смотрит кто-то, взглядом пронизывает.
– Они близко.
Тычок и Ясна сошли с корабля в земле млечей, не захотел старик входить в Сторожище без Сивого. Завороженный волос показывал на полночь-запад.
– Он ушел на Скалистый остров, – буркнул Тычок.
– Это далеко?
– Нет, но я знаю, почему его понесло именно туда.
– Почему?
– Там пусто. Застава почила до единой души… Вру, двое остались, но сейчас на острове нет никого.
– Неспокойно мне. – Ясна огляделась. Пристань как пристань, народу – тьма, снуют во все стороны, орут, ругаются. Стали бы матюги тяжелы, словно палки, уже легла бы, избитая до полусмерти. – Недоброе чую.
– Воронье на подлете. – Тычок зло сплюнул. – Не видно, не слышно, а упадут с неба, ровно камень.
Видел на пристани Корягу. Издалека, мельком. Как будто успокоился, поутих. Сотник в дружине князя млечей, ратную службу тащит. Взгляд потяжелел, брови будто вовсе не расходятся, того и гляди, срастутся на переносице.
– Ишь ты, фазан вороном перекинулся! – буркнул еле слышно. – Сменил яркие перья на черные!
– Заговариваешься, старый! Чего бормочешь?
– Знакомца вижу, век бы глаза на него не смотрели!
– Недобрым вышло знакомство, а, балабол?
Несчитанных годов мужичок приосанился:
– Еще бы! Кто против нас пойдет и не так получит!
Ворожея вздохнула:
– Ищи ладью, ухарь.
Попутных ладей не нашлось, никому пустынная каменистая земля нужна не оказалась, и старик недолго думая снарядил корабль особо под свои нужды.
– У меня не торговая ладья, а рыбацкая ладейка! – разорялся хозяин. – Куда с лошадьми?! Соображаешь?!
Тычок сделал непонимающее лицо.
– Небо ясное, ходу меньше дня, глазом не успеешь моргнуть, как придем.
– Ищи пузатую ладью!
– Да где ж ее найдешь? Только что ушла, из-под носа увели!
– Голову тебе надуло, пень седобородый! Где ты видишь трюм в моей ласточке? Как лошадей повезем?
– А на палубе! Привяжем к мачте, зашорим глаза…
– Ишь ты, шустрила! К мачте привяжем! А вдруг забьются, вдруг растревожатся?
– Поди ближе. – Старик поманил рыбака. – Да подойди ты, не съем! Видишь, бабка стоит с чашкой, видишь?
– Ну…
– Подковы гну! Не просто бабка, а ворожея, каких поискать. Вмиг лошадям спокойствие нашепчет!
– Не бреши!
– Да кто брешет, кто брешет?! – Тычок выгнул тощую грудь колесом. – Болтай, да меру знай!
Ладейщик подозрительно скосил глаза на старуху. Бабка как бабка, таких кругом десять на десяток.
– К деньгам в придачу одну хворь прогоним, – не сдавался балагур. – Но только одну. Есть болячки?
– Живой ведь, как не быть. – Рыбак почесал затылок. – Пятка болит, наступить не могу, в пояснице стреляет, мослы опухают в непогоду…
– Стой, стой! – Тычок замахал руками. – Сказано же: одну болячку! Ты уж разберись! Деньги, наговор лошадям и одна болячка. По рукам?
Ладейщик подумал-подумал, да и ударили по рукам.
– Видишь, орясина стоит, глазками на тебя сверкает? – Тычок, сияя, будто начищенный горшок, подошел к Ясне, стоявшей неподалеку.
– Ну вижу.
– Косит на тебя и ехидно так спрашивает, мол, твоя бабка случаем не ворожея? Больно похожа. Я говорю, ворожея и вовсе не случайно. Ну он цену и заломи! Дескать, помимо денег пусть лошадям наговор пошепчет, чтобы спокойно простояли, и одну болячку мне уберет. Я ему: ты хоть понимаешь, с кем связался?! То не просто бабка-знахарка – ворожея, каких днем с огнем искать! А этот ни в какую! Уперся, и все тут.
– Лошадиная ты душа. Может, без них? Устала я по седлам скакать. Не девочка все же.
– Понимай, что несешь, старая! Гарькиного Уголька взять да продать? Ни за что!
Ясна поджала губы, вздернула голову, метнула на Тычка острый взгляд и прямая, ровно жердь, пошла к рыбаку.
На закате выхватили грюг в Твердохолме, млечской пристани, и спешно погрузились. Верна отсчитывала деньги не торгуясь. Назвать искомую землю семеро не могли, только показывали на полночь-запад. Кормщик нахмурился. Что там у нас? Кажется, Скалистый остров.
– Если на Скалистый остров, так ведь пусто там. Нет ничего. Еще в нашествие оттниров заставу обезлюдили. С тех пор и стоит разоренная. Руки не доходят. Нет желающих.
– Скалистый остров, значит, Скалистый остров, – кивнула Верна.
– А назад когда же? – Кормщик хитро взглянул на странную бабу. И дружина у нее странная, как пить дать головорезы. Какой добрый человек полезет в море на ночь глядя. – Скалистый остров – место пустынное. Ладьи туда не ходят, добраться доберетесь, а обратно?
