Одет был Д’Аверк в шелк — свободная голубая рубашка, алые расклешенные брюки, тяжелый широкий кожаный пояс, на котором висели его меч и кинжал. Свое горло он обмотал длинным шарфом пурпурного цвета, а его длинным волосам не позволяла спадать на лоб повязка того же цвета, что и брюки. Его тонкие, почти аскетические черты лица хранили свое обычное пренебрежительное выражение.
— Правильно ли я понял ваш разговор с боцманом? — спросил Д’Аверк. — Ты приказал направляться в Европу?
— Да.
— Значит, ты все еще намерен добраться до Замка Брасс и забыть то, что сказал тебе Рыцарь в Черном и Золотом? Забыть, что твоя судьба посылает вот этот клинок, — Д’Аверк показал на большой розовый меч на боку Хокмуна, — в Дмарг служить делу Рунного Посоха?
— Я обязан быть верным себе и своим родным до того, как стану служить символу тайны, в существовании которой я весьма сильно сомневаюсь.
— Раньше ты не поверил бы в силу этого клинка, Меча Зари, — с иронией заметил Д’Аверк, — и все же ты видел, как он вызвал воинов спасти наши жизни.
На лице Хокмуна появилось упрямое выражение.
— Да, — с неохотой признал он, — но я все равно намерен, если это возможно, вернуться в Замок Брасс.
— Невозможно знать, в этом он измерении или нет.
— Я могу лишь надеяться, что он в этом измерении. — В голосе Хокмуна звучала категоричность, которой он старался показать свое нежелание обсуждать дальше этот уже окончательно решенный для него вопрос. Д’Аверк вновь поднял брови, затем опустился вниз и стал прогуливаться по палубе, насвистывая.
Пять дней плыли они по спокойному океану, подняв все паруса, чтобы обеспечить себе максимальную скорость.
На шестой день боцман поднялся к стоявшему на носу корабля Хокмуну и сказал:
— Видите там темное небо на горизонте, сэр? Это шторм, и мы направляемся прямо к нему.
Хокмун присмотрелся в указанном боцманом направлении.
— Говоришь, шторм? У него какой-то странный вид.
— Да, сэр. Приказать зарифить паруса?
— Нет, боцман. Мы будем плыть дальше, пока не получим лучшее представление о том, к чему направляемся.
— Как скажете, сэр. — Боцман, качая головой, спустился на палубу.
Спустя несколько часов впереди корабля возникла огненная стена, протянувшаяся через море от горизонта до горизонта. Небо над ними было, как и прежде, голубым, светило солнце, ветер слегка стих. Было впечатление, что они плыли по озеру, берега которого поднимались со всех сторон и исчезали высоко в небе. Экипаж пребывал в замешательстве, и в голосе боцмана, когда он вновь предстал перед Хокмуном, звучали нотки страха.
— Уберем паруса, сэр? Я никогда прежде не слыхал о подобном явлении, экипаж нервничает, сэр, и я, признаться, тоже. Никогда не испытывал ничего похожего.
— Совершенно верно, явление странное, сверхъестественное, — сочувственно кивнул Хокмун.
— Именно так и говорят матросы, сэр.
Собственный инстинкт побуждал Хокмуна двигаться вперед и встретиться лицом к лицу с тем, что его ожидает, но он нес ответственность за экипаж корабля, каждый член которого вызвался плыть с ним добровольно в благодарность за избавление их родного города Нарлина от власти лорда-пирата Вальона, прежнего владельца Меча Зари.
— Ладно, боцман, — вздохнул Хокмун. — Уберем паруса и переждем ночь. Если нам повезет, к утру это явление прекратится.
— Благодарю вас, сэр. — Боцман явно испытывал большое облегчение.
Хокмун вгляделся в высокие стены. Были ли это облака или что-то еще? Воздух стал прохладнее, и хотя по-прежнему сияло солнце, казалось, его лучи миновали огненные стены.
Все было недвижимо. Хокмун гадал, мудро ли он поступил, направившись прочь от Дмарга. Насколько он знал, никто, кроме древних, никогда не переплывал этот океан. И можно было лишь гадать, какие неведомые ужасы таились в нем.
Наступила ночь, а огненные стены были все еще видны в отдалении. Их темно-красные и пурпурные цвета пронзали темноту ночи. Казалось, что эти цвета не имели ничего общего с обычным спектром.
Хокмун начал испытывать беспокойство.
Утром оказалось, что стены приблизились к кораблю и стали охватывать его слева и справа. Хокмун стал опасаться, что они попали в ловушку, расставленную какими-то сверхъестественными силами.
Одетый в толстый плащ, который, правда, не очень-то спасал от холода, он расхаживал по палубе. Появился и Д’Аверк, укутанный по меньшей мере в три плаща и все же дрожащий.
— Свежее утро, Хокмун.
— Да, — пробормотал герцог Кельнский. — Что ты об этом думаешь, Д’Аверк?
— Довольно мрачный вид, — покачал головой француз. — А вот и боцман.
Оба повернулись, чтобы приветствовать боцмана. Тот тоже был плотно укутан в широкий кожаный плащ, обыкновенно употреблявшийся для защиты от воды во время шторма.
— Есть какие-либо соображения, боцман? — спросил Д’Аверк.
Боцман пожал плечами и обратился к Хокмуну:
— Матросы, сэр, что бы ни случилось, будут с вами до конца, сэр. Если понадобится, они умрут, служа вам.
— Они, как я понимаю, в мрачном настроении, — улыбнулся Д’Аверк, — но невозможно винить их за это.
— В самом деле, сэр, — круглое честное лицо боцмана выражало отчаяние, — может быть, приказать поставить паруса, сэр?
— Так будет лучше, чем сидеть и ждать, — подтвердил Хокмун. — Поднимайте паруса.
Боцман выкрикнул приказ, и матросы полезли по вантам, ставя паруса и закрепляя концы. Постепенно паруса наполнились ветром, и с кажущейся неохотой корабль начал двигаться к странным багрово-красным стенам, похожим на облака.
Корабль вплотную подошел к стене. Видимость резко ухудшилась, багровые комья влажной и плотной ваты надвигались на людей. Отовсюду слышались странные воющие звуки… Матросы, едва сдерживая страх, застыли в ожидании. Хокмун с тревогой вглядывался в то, что ожидало их впереди.
А затем в один миг стены исчезли.
Хокмун ахнул.
Со всех сторон их окружало спокойное море. Все было, как прежде, и матросы стали издавать радостные вопли, но Хокмун заметил, что лицо Д’Аверка оставалось мрачным. Хокмун тоже ощущал, что опасность, вероятно, еще не миновала. Он ждал, стоя наготове у фальшборта.
А затем из моря появилось громадное чудовище.
Мгновенно радостные крики сменились воплями ужаса. На поверхности воды появились одна за другой еще несколько гигантских рептилий с зияющими красными пастями и тройными рядами зубов. Вода струилась по их чешуе, а горящие глаза были полны безумной страшной злобы.
