— Нет, что вы. — Она выглянула из-за плеча Лайрона, указала на меня. — Вы, верно, Максима имеете в виду.
— Максима, — кивнув, повторил он и вернулся ко мне.
Долго и придирчиво, совершенно не жалея времени и нашего терпения, он изучал меня, приглядывался, даже принюхивался. Наконец, заключил:
— Кажется, в вас есть что-то необычное.
— Эй! — потеряла терпение Кера. — Старик, чего тебе от нас нужно?
— Смиренно прошу прощения, отвлекся, — отозвался он. Откашлялся. — По просьбе одного очень благородного человека и с рекомендации другого, весьма мною уважаемого, я, магистр Лайрон, буду сопровождать вот эту госпожу в ее походе.
— Ничего не понимаю, — растерялась наша командирша. — Ты — маг?
— В каком-то роде. — Он коснулся своей бороды, покосился на верхушку баобаба. — Но мне казалось, это и так очевидно?
— Так! Нет ничего очевидного в том, что с неба падают седые старики! И почему с неба не падают торговцы с огромными, набитыми золотом кошельками? Эй, нюня, — она обратилась к Лилии, — а ну рассказывай, почему этот старик собирается сопровождать тебя. Кто ты вообще такая и что тут делаешь?
— Мы ищем одного человека, — ответил за нее я. — И это все, что вам следует знать.
— Э, нет, — разошлась она. — Это что же за человека вы разыскиваете такого, если к вам с неба чародеи падают и это не кажется серьезным делом? С места не сдвинусь, пока все не расскажете!
— Достаточно, — между нами встал тощий паренек, имени которого никто не знал. — Церковники близко. На судне капитана Дрейка обычные люди не плавают, не забывайте об этом!
Керу эти слова, как ни странно, вразумили.
— Хорошо, — согласилась она. — Поторопимся. Но если нам на голову посыплются с неба крокодилы, в ответе за это будете вы!
В то, что такое может вообще случиться, верилось с большим трудом.
Тощий парень, которого Кера называла просто Костлявый, говорил очень мало и только по делу, но дорогу, хоть и довольно примерно, он знал. Вообще ориентироваться в саванне по памяти было невозможно, пустынная и вымерзшая зимой, в летнюю пору она преображалась до неузнаваемости, превращаясь в цветущие заросли, кишащие активной жизнью.
И бродили по саванне не только местные твари, рыщущие в поисках добычи, но и дневские церковники, патрульные отряды, состоящие из рыцарей и священников, ищущие беглецов из сгоревшей Турии.
Чтобы оказаться хотя бы в относительной безопасности, мы должны были пройти некую крепость, форт, название которого никто не знал, либо не помнил. А этот форт, надо сказать, был поставлен в удачном и с военной, и с экономической точки зрения месте. Он закрывал собою узкий каньон — единственный на многие километры проход через горную гряду, отделяющую прибрежную часть империи. Чтобы попасть в глубь страны, не делая при этом огромных крюков и не рискуя собственным здоровьем, пробираясь через скалы, нужно было контролировать этот форт.
И командующим армией церкви Дневы это тоже было известно. Поэтому сразу после вероломного нападения на Турию они должны были бросить все доступные силы на захват форта. Все должно было быть именно так. Мои спутники утверждали что каньонный форт очень надежен, с боков его прикрывают скалы, за высокой стеной с сотней бойниц несколько десятков человек могут сдерживать целую армию. Да, осада такого сооружения могла продлиться недели, даже месяцы, но у мира, куда я попал, имелась особенность, из-за которой нельзя было ничего предполагать. Особенность неизученная, странная, почти что невероятная, но все же вполне объективная — магия.
А я был уверен: чтобы сломить оборону форта, церковники прибегнут к магии.
Когда мы поднялись на возвышенность, на восточной стороне равнины можно было разглядеть тонкую светлую полосу — дорогу, ведущую от Турии к горам. На ней не прекращалось движение. И я постоянно наблюдал за маленькими коробками повозок, за конными и пешими отрядами рыцарей, за одинокими всадниками, спешащими то в одну, то в другую сторону. От моих глаз не укрылись зияющие чернотой кострища, на которых все еще сохранились полуистлевшие тела жертв, привязанных к обгорелым столбам, — те, кому не удалось сбежать от патрулей. Но кострами все не ограничивалось, между ними встречались и кресты, и колеса, и виселицы. Нет, виселиц было мало, зато придорожные баобабы были увешаны изувеченными телами, словно кто-то попытался их нарядить, как елку, на какой-то дьявольский новый год.
— Максим, — рядом подсела Лилия, — как ты думаешь, что будет дальше?
— Дальше?
— Ну, я о том, как нас встретит дядя Гюнтер. Думаешь, он поможет нам в поиске Германа? А может, мы найдем его раньше, чем встретим дядю Гюнтера?
Я задумался. Ненадолго.
— Нет. Те, кто заставляет Германа бежать от нас, слишком умны, чтобы допустить случайную встречу. Мы увидим его, когда они этого захотят. И по поводу твоего дяди — тоже нет, он не поможет нам.
— Что? Ты правда считаешь, что он нам не поможет?
— Нет.
— Почему?
— Потому что хорошо вижу. И понимаю: случилась беда. Когда вера оказывается сильнее здравого смысла, обязательно случается беда. Разве ты сама не видела, что стало с Турией?
— Видела, — призналась она. — И меня это пугает… Дядя Гюнтер всегда был очень хорошим.
— Расскажи мне про него. Опиши.
— Он очень хороший. Очень добрый, умный, отзывчивый. Он никогда никому не отказывает в помощи. Совсем не жадный и не корыстный. Однажды он подал нищему два золотых. Представляешь? Целых два золотых. А потом выяснилось, что у нас не хватает денег, чтобы снять комнату на постоялом дворе. Пришлось ночевать на улице.
— Он сильно религиозен?
— Вера его не знает границ. Он научил меня верить в бога. Он объяснил мне где заканчивается правда и начинается ложь. Нет никого, кто бы так самоотверженно служил господу…
— Тогда все будет очень плохо, — выдохнул я.
Лилия вздрогнула:
— Ты что-то знаешь? Поведай мне, я сильно переживаю за нас и за дядю. Я просто не могу поверить, что это он приказал так поступить с людьми, живущими в Турии. Так жестоко… Это не похоже на дядю Гюнтера…
— Как раз наоборот. Попробую объяснить. Дело в иноверии. В каждой уважающей себя религии последователей заверяют в том, что именно их вероисповедание является исключительным, оригинальным и единственно верным, так сказать, первородным. А все остальные религии — сплошь ересь, выдумки и сатанинская наука. А если говорить более ясным языком, каждое учение утверждает следующее: кто не с нами — тот дурак. Ты хоть понимаешь, о чем я тебе рассказываю?