— Подходящий символ для нарушенного мира! — прорычал он.
— Насколько известно Туризину, мир еще сохраняется, — ответил Марк. — Или на тебя совершено нападение?
— По крайней мере, избавь меня от протестов невинного ягненка, — фыркнул Вулгхаш. — Скорее я поверю в то, что шлюха осталась девственницей! Тебе известно так же хорошо, как мне, что сделал Гавр в эту ночь. Он послал своих видессианских головорезов и этих отчаянных дикарей из Шаумкиила избивать йездов — тех, что остались в разбросанных лагерях. Несколько сотен погибли, никак не меньше.
— Я повторяю свой вопрос: атаковали ли тебя и твоих воинов здесь?
Монотонный голос Скавра заставил кагана резко поднять голову и взглянуть на него повнимательней.
— Нет. — Голос Вулгхаша внезапно стал очень настороженным.
— Тогда я повторю еще раз, что мир между тобой и Императором не нарушен. Ты же сам сказал нам вчера, что йезды тебе совершенно не нужны, что они тебе не подчиняются и что тебе наплевать на них. В таком случае Туризин имеет полное право поступать с ними так, как ему заблагорассудится. Или ты все же отвечаешь за них… в тех редких случаях, когда тебе выгодно?
Вулгхаш побагровел.
— Я говорил, — сказал он, отчеканивая каждое слово, — о йездах, которые уже находятся в Видессе.
— Так дело не пойдет, — вмешался Гай Филипп. — Именно ты вчера жаловался, что эти псы лизали сапоги Авшара вместо того, чтобы лизать твои. А сегодня ты желаешь заполучить их назад. Хорошо. Я так понимаю, йезды не были частью нашего договора. Что касается вот этого, — он бегло покосился на щит парламентера, — то твой солдат бросил в него куском навоза.
Марк перебил Гая Филиппа:
— Туризин мог атаковать ночью вместо йездов тебя, но он этого не сделал. Он не собирается уничтожать твою армию и тебя…
— … потому что это будет ему слишком дорого стоить!
— Вполне возможно. Но тебе это будет стоить куда дороже. Туризин сейчас сильнее. И так как он сильнее, он собирается прогнать тебя отсюда. Предупреждаю, он более чем серьезен. Если послезавтра он не увидит, как ты покидаешь земли Видесса, он бросит на тебя все, что у него осталось, всю свою армию. Кроме того, к нам идут свежие войска из Гарсавры.
Последнее было чистейшим блефом, но Туризин подготовил для него почву, прошлой ночью соорудив и запалив сотни костров.
Вулгхаш прикусил губу, внимательно глядя на Гая Филиппа. Но лицо старшего центуриона оставалось невозмутимым. Да, каган слегка ошибся, оценивая непогрешимую честность старого римлянина. В обычной жизни Гай Филипп действительно всегда говорил то, что думал, но даже табун из пятидесяти лошадей не смог бы вытоптать из него военную хитрость.
Трибун сказал:
— Я искренне хотел бы, чтобы мы были друзьями. И как друг, должен сказать: сейчас тебе лучше всего уйти. Тебе не одолеть здесь Туризина. Кроме того, ты должен восстановить свою власть в Йезде.
— Не думаю, что мы когда-нибудь станем друзьями. От нашего желания тут ничего не зависит, — твердо проговорил каган. — А, будь все проклято! Боюсь, ты прав. Однако я еще не покончил свои счеты с Видессом. Защищай Видесс, если хочешь, но Империя стара, потрепана и обессилена. Один хороший толчок и…
— Я уже слыхивал такие речи от намдалени, но мы пережили их.
Скавр снова вспомнил об авантюристе Драксе, о горячем, вспыльчивом Сотэрике. Мысль о брате Хелвис принесла и горькую память о ней. Она презирала Марка за то, что он включал в понятие «мы» Империю и видессиан. Но Скавр был уверен в правильности своего выбора.
Однако Вулгхаш был не из тех, кто сдается без боя.
— Империя падет — если не на моем веку, то в правление моего сына.
— Кобин! Как он? — спросил Марк, вспомнив его имя — каган упоминал о своем сыне во дворце, в Машизе.
— Жив и в полном здравии, как я слышал, — ворчливо отозвался Вулгхаш. Но глаза его сузились, и левая бровь едва заметно поднялась. Трибун понял, что задел чувствительную струнку в душе кагана, и знал — это ему в плюс. Улыбка Вулгхаша была мрачноватой.
— Наемные убийцы, которых подослал Авшар, плохо проделали свою работу. Он нашел не самых лучших головорезов. Вероятно, Авшар считал, что Кобин не стоит большого беспокойства.
— Я рад, что он просчитался.
— Я тоже, — заметил каган. — Мой сын — славный парень.
— Все это очень мило, но из болтовни не вырастет ячмень, — вмешался Гай Филипп, возвращая собеседников к основной теме разговора. — Так как насчет отступления?
Вулгхаш хмыкнул. Прямота ветерана пришлась ему по душе, и он ответил сразу же:
— Будь у меня выбор, я бы сразился с Туризином. Но сейчас право выбирать принадлежит не мне. Поэтому… я отступлю. — Он сплюнул, точно эти слова отдавали во рту горечью.
Скавр не мог сдержать тихий вздох облегчения.
— Император поклялся, что не станет досаждать тебе рейдами, если ты отступишь без боя.
— Очень мило с его стороны, — пробормотал Вулгхаш. Неожиданно он посмотрел на римлян так, будто видит их впервые и удивляется: это, мол, кто еще такие? — Вы добились своего? — неприветливо и отчужденно осведомился каган. — В таком случае убирайтесь.
По пути в имперский лагерь Гай Филипп мрачно сказал:
— Не знаю, как тебе, но мне осточертело слушать, как он говорит мне «убирайся». Пусть кто-нибудь еще попробует меня послать — быстро узнает, что такое бегать далеко и надолго.
— Тебе никогда не стать дипломатом, — сказал Марк.
— Чему я очень рад.
Тем же вечером, выслушав подробный доклад римлян о переговорах с Вулгхашем, Пикридий Гуделин не согласился с мнением трибуна.
— Вы добились определенных успехов. Думаю, вам есть, чем гордиться, — сказал он Марку. — Для новичков и дилетантов в дипломатии вы справились почти блестяще. Туризин, конечно, недоволен. Наш воинственный владыка лишился превосходной возможности устроить Вулгхашу бойню. Блистательный наследник Царя Царей недоволен тоже, ибо вынужден отступить и вернуться в Йезд. И в конце концов, что такое дипломатия… — Гуделин выдержал паузу, дабы завершить парадоксальный афоризм с большим эффектом: —… как не искусство оставлять всех неудовлетворенными?
* * *
Вулгхаш угрюмо отступил на запад. Гавр послал ему вслед отряд видессианских конников, желая убедиться в том, что йезды и в самом деле отступают. Император действовал так, как в свое время Шенута, когда аршаумы проходили по его территории.
Через несколько дней, когда наконец стало ясно, что каган не лукавит. Гай Филипп ошеломил Марка, попросив у него разрешения отлучиться ненадолго из легиона. Сколько Марк знал старшего центуриона, это была первая просьба такого рода.
