Киоши закрыл глаз. Медленно и глубоко кивнул, с болью в спине поклонившись собственной смерти, чувствуя на себе неотрывный испытывающий взгляд Марвина Сконе.
— Ты уйдешь с честью, молодой джегал, — кивнул Магистр. — Когда все закончится, в твоем клане узнают о достойных поступках, которыми ты прославил Небесных Пловцов.
— Обещайте, что вернете Овилле репутацию и сохраните жизнь, мой мастер.
— Обещаю.
— Я могу просить еще?
— Считай, что это твое последнее желание, и я обязан выполнить его.
— Тогда передайте ей, как все было. А еще скажите, что рано или поздно я все равно найду дорогу наверх.
— Я запомнил твои слова.
— Тогда приступим…
Киоши успел лишь мимолетно восхититься, как тяжелое Красное копье появилось в руке Магистра. Древко пригибало руку, широкий отточенный наконечник переливался Нитями. Мацусиро понял, что единственный меткий удар такого клинка окажется для него последним. И не ошибся.
Марвин выбросил оружие коротко и без замаха. Киоши зарычал, левой рукой вцепляясь в древко, и потянул палача на себя, все глубже одеваясь на копье. Опускаясь на колени, юноша видел, как Сконе молча кланяется ему.
* * *
Он падал, не ощущая собственного тела, только впитывая ветер, наполняющий вселенную.
Его сущность осталась одинока, словно обгоревший в пожаре каркас.
Он был мертв, но все еще мыслил.
Жерло Ямы приближалось с невероятной скоростью, и тогда Киоши понял, что начинает гореть. Горела его душа. Гекару — суть тоэха, полыхала сухими дровами прежней жизни, принося неописуемые муки.
Боль Ямы переполнила его.
Дрогнули обрезанные Нити, и Киоши умер.
* * *
Пепел был повсюду. Сухой, комками забивающий глотку.
Кожа горела, но не испарялась в языках огня, а только подрагивала под робким синеватым пламенем. Его руки, плечи и волосы бесконечно тлели, заставляя тело сотрясаться в конвульсиях.
Он поднялся на колени, уже устав рычать от боли. Лишь скулил, слезящимся глазом оглядывая узкий клочок серого камня, парящего среди огненной бездны.
Кто он такой? Где он?
Цвета, которыми блистали стены бездонной Ямы, были слишком болезненны, чтобы смотреть на них хотя бы мгновение. Стоны и крики, доносящиеся с пыльных летающих глыб, кружащих по соседству, таяли в удушливом воздухе. Стараясь сбить эти куски праха с курса, по непредсказуемым орбитам неслись дымящиеся островки хищной лавы. Гигантские переливающиеся черви плескались в самом сердце Пекла, вскидывая серпантины тел и срывая с летающих островов крохотные силуэты тех, кого судьба уберегла от падения на самое дно.
Киоши поднял голову, чувствуя, что исходящий от стен свет кто-то заслонил.
Прищурился, шипя и скалясь от страданий, пронизывающих каждую его клеточку.
— Если черви не поймают тебя, ты скоро привыкнешь к этой боли… Мне искренне жаль, что враги все же смогли достать тебя…
Силуэт наклонился, протягивая ему руку, и Мацусиро без особой охоты принял широкую обжигающую ладонь. Понимание медленно наполняло его, но жадное пламя не давало собраться с мыслями.
Раны плавились, пульсируя под дождем из искр и пепла, сыпавшихся с проплывающих мимо мягких кусков лавы.
— Вижу, что теперь в нас много общего.
Размытая фигура неопределенно взмахнула культей.
— Добро пожаловать в Яму, Киоши, — Борис Конта из рода Раконов нагнулся, мягким рывком помогая юноше встать на ноги.
* * *
Изумрудная птица, не осознав собственного беспокойства, метнулась в темно-синюю чащу, испуганно крича.
Тонкими струйками потекла каменная крошка, захрустел гранит.
И вот уже целая стая, взбудораженная сородичем, поднялась в воздух подальше от незримой опасности. Фиолетовые солнца мрачными густыми тенями расчертили развалины старинного храма, погрузив углы в таинственный мрак.
Потемневшая кровь, дерзко пролитая пришельцами, зашипела и пошла пузырями, втягиваясь в камень, словно в пористую губку. В этом месте гранит мгновенно потемнел, делая кровавую дорожку похожей на застарелый рубец. Тяжелая чаша в огромной руке качнулась, каменные кольца на цепи глухо стукнулись друг о друга, разбрызгивая дребезжащее эхо. Толстая слюда, издревле скрывающая грубую плоть, отпадала, словно отжившая змеиная кожа. Руны, усыпающие одежды гиганта, принялись медленно разгораться.
Слипшиеся веки поползли вверх, приоткрывая сапфировые зрачки огромных глаз. Проснувшийся Бог медленно сошел с пьедестала, орошенного кровавыми брызгами, и оскалился в улыбке.
