— Picaro! — возмутился капитан. — Это солдатам короля не платят жалованье? Да ты, наверное, рехнулся! Кто тебе сказал такую чушь! Молокосос, да что ты знаешь о солдатах короля! Если вы хоть на что-то годитесь, голодными не будете. А если нет...
— В таком случае мы едем с вами, поспешно сказал Йост, посмотрел на Рейно Моргенштерна и повторил с нажимом в голосе, опережая возражения: — Мы едем.
— Тогда пейте! — приказал капитан. — Эй! Трактирщик! Неси выпивки! И пейте все! Все пейте за здоровье его светлости!
— Да здравствует герцог! — закричали солдаты. Забулькало вино. На какой-то миг над столами опять повисла пауза, солдаты встали с кружками в руках и выжидательно смотрели на притихших музыкантов. Даже Йост заколебался и не знал, чего сказать.
— Отчего ж не выпить? — прозвучал вдруг от окна спокойный голос ван Хорна, который доселе сидел и молчал. — Ведь за здоровье выпить никогда не грех. Тем паче, если это господин наместник, который, как я слышал, чувствует себя неважно. Так выпьем же за это! Так ведь? Верно, да? — Гистрионы переглянулись, встали и молча осушили кружки.
— Во что вы снова меня втянули, синьор Йост? — наклонясь к поэту, прошептал Карл Барба. — Мне это совсем не нравится!
— Не спешите паниковать, может, всё ещё образуется, — попытался успокоить его Йост.
— Образуется?!
Маркитанты — два дородных мужика и взъерошенная тётка лет сорока — сидели у камина и сосали вино в ожидании заказа. Солдаты заливали в глотки пиво и кромсали холодного индюка, злосчастный капитан уже присоединился к ним и только изредка поглядывал на музыкантов или за окошко. Некоторое время поэт и кукольник молча созерцали эту картину, наконец Йост вздохнул.
— В конце концов, это публика, — сказал он. — Солдаты тоже люди. В вашем репертуаре найдётся какая-нибудь скабрёзная пьеска?
— Per Bacco, о чём вы думаете! — возмутился кукольник. — Какая пьеска? Мы же лезем чёрту в пасть! Какой резон? Как вы теперь сумеете отдать повстанцам деньги? Да если только кто-нибудь прознает и проговорится, нас повесят в тот же миг! А что же тогда будет с детьми?
— Орите потише... Как раз за них я более-менее спокоен. К тому же мы далеко от Брюгге. Вряд ли здесь кто слышал о кукловоде и девочке с синими волосами.
— Нет, но если...
— Если Бог с нами, то кто против нас?
* * *
— Это твой дом?
Сусанна стояла на лестнице и озиралась. Жуга замедлил шаг, остановился на ступеньках, обернулся и посмотрел на девочку так, будто видел её впервые. Взгляд его приобрёл загадочное выражение, словно бы вид сверху пробудил в травнике какие-то забытые воспоминания — не то приятные, не то наоборот. Сусанна смутилась, покраснела и принялась теребить передник.
— Когда-то здесь жила одна женщина, — сказал Жуга. — Но теперь он мой.
— А где та женщина?
— Ушла.
Он скрылся за дверью. Девочка последовала за ним.
Цурбааген встретил их дождливой моросью, сонными стражниками, пустыми улицами и распахнутыми воротами. Все вымокли и устали, хорошо хоть Сусанна ехала верхом. Серый конь Альбины ступал тяжело, понурив голову; всем было ясно, что обеспечить ему должный уход и кормёжку собственными силами невозможно. Травник предложил продать его, но эту идею Рутгер с гневом отверг. В итоге компания завернула на ближайший постоялый двор, где Жуга уплатил пару монет и препоручил рысака заботам конюха, после чего забрал поклажу, и дальше они двинулись пешком. Было тихо и безлюдно. Редкие прохожие их сторонились. Травника это вполне устраивало. Не встретив препятствий, волк, девочка и рыжий травник пропетляли в лабиринте узких улочек, каналов и мостов и наконец, промокнув до нитки, вышли к северным окраинам, где стоял неприметный двухэтажный дом, окружённый каменным забором. Было видно, что за домом не присматривают: окна были в чёрной плёнке угольной копоти, черепица обветшала, штукатурка кое-где осыпалась, дорожки поросли травой, тумба солнечных часов покосилась, скамейка заржавела. Но внутри дом был ещё крепок — Сусанна убедилась в этом, как только Жуга открыл замок своим ключом и они вошли. Рутгер, снова в образе белого волка, ощерил клыки и заворчал, не желая переступать порог, но травник потрепал его за холку, сказал что-то на ухо, и тот подчинился. С шерсти стекала вода, на полу оставались мокрые следы.
— Замёрзла?
— Да.
У девочки зуб на зуб не попадал.
— Сейчас обогреемся, — сказал Жуга, ставя в угол посох и снимая промокший плащ. — Садись в кресло, я схожу в подвал, принесу угля. Ничего не трогай.
— А он... — открыла было рот Сусанна, глядя Рутгеру в глаза, и не закончила фразы.
— Он тебя не тронет. Он обещал.
Девочка осталась одна. Белый волк прошёл к камину, несколько мгновений всматривался в его чёрное жерло, с неодобрением обнюхал старый мокрый пепел, фыркнул и улёгся на пол, положив на передние лапы лобастую голову. Сусанна огляделась.
Было темно и холодно. Окна были наглухо занавешены тяжёлыми портьерами (неслыханная вольность по нынешним временам). На подоконнике стояли кадки и горшки с засохшими растениями. Вдоль стены, до потолка, тянулись полки, полки; длинными рядами на них громоздились книги, свитки, раковины, книги, пыльные кораллы, снова книги, камни и разнокалиберные банки синеватого стекла с мутным содержимым. Заинтересовавшись, девочка подошла поближе и вздрогнула, разглядев за выгнутыми стенками какое-то морское существо, казалось, целиком состоящее из щупальцев, когтей и белых кольчатых присосок. Она бросила взгляд на другие банки — везде было то же самое. Существа были мертвы и заспиртованы. Что до книг, то все они были толстые, в переплётах, с тиснением. Сусанна никогда не видела столько книг. Она провела рукой по корешкам, посмотрела на ладонь и снова вздрогнула: дом отсырел и был заброшен, на ковре и обоях расползались пятна плесени, однако на книжных полках не было ни пылинки. «Лучше и в самом деле ничего не трогать», — рассудила девочка, прошла до кресла, осторожно пощупала его и погрузилась в кожаные скрипучие глубины. Погрызенные мышами старые подушки сипло выдохнули, прорехи встопорщились конским волосом. Заклубилась пыль. Сусанна оглушительно чихнула и вытерла нос. Украдкой взглянула на Рутгера. Волк глядел на неё снизу, мрачно и с неодобрением. Лицо наёмника, обычно неподвижное, в животном облике вдруг обрело скупую и пугающую мимику — влажный блеск ноздрей, подёргивания чёрных губ, движение бровей... На шее у него болтался на верёвке нож из жёлтой бронзы с кольцом вместо рукояти и какой-то надписью на лезвии. Увы, читать Сусанна не умела.
