Тем временем место его в церковной иерархии делалось все более высоким – страсть к древним рукописям среди клира считалась безобидным чудачеством и не мешала карьере. Мало-помалу он стал вхож в узкие круги по-настоящему избранных, где обо всех важных вещах говорили без оглядки на чувства простецов.
И наконец, настал день, когда из уст одного из высших церковных чинов Эрдан услышал: «Любой, кто истинно верует, после смерти сольется с Единым, но лишь избранным будет дана особая милость – своими руками причинять боль его недругам!»
«То есть обычный человек, для которого любить друзей и близких естественнее, чем иссушать душу ненавистью к тем, кого он никогда в жизни не видел – всего лишь простец?» – тут же с издевкой произнес в его мозгу незримый Видлат. К тому моменту епископ Эрдан уже имел представление о том, что отношения человека с каким бы то ни было божеством основаны на обмене энергетическими потоками.
Так что же это за бог, который желает обмениваться со своими верующими лишь ненавистью? И что это за верующие, которым доставляет наслаждение причинять боль?! Никогда, ни в одной стране ремесло палача не считалось почетным!
Однако Эрдан был достаточно умен, чтобы не озвучивать своих мыслей ни тогда, ни после…
А еще через месяц состоялся его разговор с патриархом Вайлэзским. Лаумарский домен все сильнее проявлял недовольство вайлэзским засильем во власти, и глава церкви, дабы как-то утихомирить неспокойную провинцию, решил дать ей в архиепископы соотечественника.
Эрдану было всего тридцать девять, когда он принял кафедру в родном Кильседе. К тому времени в голове у него уже созрел план своеобразного эксперимента. И настроения в домене как нельзя лучше способствовали его реализации.
В первом же своем послании пастве новоиспеченный архиепископ в умело обтекаемых фразах, к которым не придерешься – годы среди высших иерархов не прошли для него даром – поведал городу и миру, что Единый, как сущность глобальная и всеобъемлющая, откликается лишь на такие же глобальные призывы, во вседневном же бытии куда эффективнее молиться святым – они лучше способны понять нужды простого человека, поскольку и сами когда-то были людьми. В Лаумаре как раз имелся такой святой, весьма почитаемый в народе – блаженный Мешнек. Так что ни прихожане, ни клирики на местах не усмотрели в указаниях нового пастыря никакой крамолы.
Целью сего эксперимента было до предела сузить энергетический поток, направленный на Единого, и посмотреть, что из этого получится. Куда при этом станет деваться энергия, недополученная Господином Порядка, Эрдан особо не задумывался, но решил, что если бог Видлата и в самом деле существует, то простые молитвы, окрашенные любовью, а не ненавистью, должны прийтись ему по душе. А значит, по изменениям в Лаумаре можно будет понять, существует он или нет…
Через два года случилось то, что впоследствии вошло в историю Лаумара как Славный переворот, побочным эффектом которого стала полная независимость Эрдана от контроля Сэ’дили. При этом его личное могущество, обусловленное энергообменом с божеством, лишь окрепло. Мало того, ему начали являться картины, которые он поначалу принимал за пророческие видения… И с каждым новым видением Эрдан все сильнее убеждался: Господин Порядка действительно не заслуживает того, чтобы люди вручали ему себя. Последней каплей стало откровение, в котором Эрдан узрел дев, терзаемых жуткого вида существами – и узнал среди них родную сестру, набожную и кроткую девушку, утонувшую семнадцати лет от роду, до свадьбы. Уж она-то ни в коей мере не могла быть врагом Единого!!!
На следующий день его разбудил посреди ночи звук металла, ударившегося о камень. Встав с постели и накинув рясу, Эрдан, сам плохо понимая, что делает, шагнул в никуда и оказался у каменного гонга, по другую сторону которого стоял взбешенный предшественник Лаймарта. Трясясь от праведного гнева, проводник воли Единого поведал архиепископу, что Господин Порядка снимает с него свою руку и не вернет ее до тех пор, пока мятежник не одумается.
Логично было ожидать, что после этого незадачливый экспериментатор распрощается со своей силой клирика. Однако ничего подобного не случилось. Личное могущество Эрдана уменьшилось ненадолго и ненамного – а потом начало расти, как тесто на дрожжах. Тем временем молитвы, обращенные непосредственно к Единому, сделались в Лаумаре знаком сочувствия вайлэзскому господству, а потому подвергались молчаливому осуждению со стороны окружающих.
К шестидесяти годам Эрдан окончательно понял, что не стареет – со дня объявления независимости Лаумара на его лице не прибавилось ни одной новой морщинки. Слава небесам, при его светлых волосах окружающим не бросалось в глаза отсутствие в них седины, его считали просто крепким в старости. Но с этого дня он начал появляться на людях в личине, отмеченной печатью лет. К тому моменту он уже знал многое и об извечном оппоненте своего бывшего господина, и о так называемых младших богах – но знаний о том, кого упоминал в своих тезисах Видлат, по-прежнему не прибавлялось. Теперь он, словно долгоживущий, понимал все языки, однако новые тексты из Синего Дола и стран Запада лишь играли нюансами, не сообщая главного – как достучаться до странного бога, якобы изгнанного из этого мира Непостижимыми за излишнюю снисходительность к смертным?
В семьдесят лет Эрдан уже твердо знал, что обменивается энергией не с кем-то запредельным, а со своей собственной паствой, став божеством и его посредником в одном лице. То, что для этого ему не пришлось умирать, как когда-то Дираму и Неролин, дела не меняло.
В конце концов в местных архивах Святого Дознания ему повезло наткнуться на интересные материалы допросов. Сопоставив их со сведениями, вычитанными в одном из герийских свитков, Эрдан раскинул по стране частую сеть – и вскоре в его руках уже билась крупная рыба. Выловленная чародейка оказалась Высокой из свиты Элори и без утайки поведала архиепископу все, что знала о Ювелирах. Ее слова слеглись еще с одним текстом – и в руках у Эрдана оказался новый кусок информации.
С этого дня в стране началась такая охота на ведьм, какая не снилась и вайлэзцам. В глазах вайлэзцев, кстати, она только послужила подтверждением того, что Эрдан, не противясь Единому в общем и целом, всего лишь возжелал получить при жизни то, что причиталось ему в посмертии, и даже больше. Что ж, любому Порядку преступник и грабитель всегда был милее инакомыслящего – и Эрдан умело пользовался этим.
В большинстве своем попадались пустышки – люди, побывавшие в Замке, но ничего не ведающие об его устройстве. Таких Эрдан отпускал «с чистосердечным раскаянием» либо пристраивал к делу. Немногих выловленных Высоких и наложниц Элори, разумеется, ждал костер. К ним архиепископ не имел никакой жалости – Повелитель Хаоса был таким же мерзким демоном, как и Господин Порядка, а слуги его, как водится, из кожи вон лезли, чтобы перещеголять хозяина в мерзости. Но за все годы его охоты в сеть так и не попалось ни одного Ювелира. Так что… знай Лаймарт, какой роскошный подарок сделал он ненавистному отступнику от путей Единого – все локти изгрыз бы с досады.
