Эрдан внезапно перестал бояться. Перед ними была ожившая легенда, такая древняя, что просто захватывало дух: эти существа, кем бы они ни были, видели эпоху Основателей, когда мир был молод и по небу летали крылатые машины. Если Звездочет и впрямь наделен даром предвидения, то Кристобалю суждено выдержать испытание… и тогда, быть может, оживут другие легенды.
— Пусть один из вас… — На мгновение они замолчали, словно обдумывая вопрос. — Пусть один из вас покажет, что познает тот, кто осмелится, глядя в зеркало, увидеть свое отражение с другой его стороны?
Крейн вздрогнул.
«Вот как… — ошеломленно подумал Эрдан. — Заступница! Мы же все это время знали этот вопрос, но не принимали его всерьез… что же теперь будет?»
— У нас есть время подумать? — спросил Крейн.
— НЕТ! — раздалось в ответ, и вслед за этим голоса существ впервые разделились.
— Вы знаете разгадку, — сказал высокий голос, принадлежавший, должно быть, золотому стражу. — По крайней мере, один из вас точно знает.
— Один из пяти, — сурово подытожил черный. — Но у вас всего три попытки.
— Тогда я попробую первым, — сказал магус.
Он еще никогда не вызывал феникса так — не шевельнув и пальцем, просто обратившись к огню силой мысли. На их глазах за спиной Кристобаля раскрылись ослепительно пылающие крылья, ничем не уступавшие крыльям Джа-Джинни; он обернулся на мгновение и посмотрел горящими глазами на Эсме. Целительница с трудом выдержала этот взгляд.
— Если зеркало отразит мое лицо, то с другой стороны будет огонь, — проговорил он изменившимся голосом. — Память огня живет во мне, но не смешивается с теми воспоминаниями, которые собирает человеческая сущность… хотя иной раз пламя вырывается на свободу. Оно прожорливое и жестокое, и если я не сумею с ним справиться, отражения поменяются местами… — Он чуть помедлил. — Видя оба своих отражения, я познаю самого себя, потому что пламя — тоже я. И когда оно убивает, вина ложится на меня.
— Ты честен, — сказали стражи. — Не каждый сумеет признаться в таком даже перед самим собой, но ответ неверный. Ты давно познал то, о чем сейчас рассказал, и зеркало тебе не нужно. Твое испытание впереди, а теперь дай шанс тому, кого изменит ответ на этот вопрос, изменит окончательно и бесповоротно.
Одним шансом меньше. Эрдан ощутил горечь во рту, наблюдая, как Феникс покорно склоняет голову и отступает. Что же теперь будет? Кто осмелится бросить вызов стражам?..
— Позвольте мне? — спросил Грейди.
Голос матроса тоже стал другим, и внезапно Эрдан все понял — он посмотрел на Крейна, но тот сложил крылья так, что лица не было видно. «Неужели он все это время знал правду и молчал?»
— Глядя в зеркало, я вижу человека, который отказался от собственного лица, — сказал тот, кто на время принял облик матроса по имени Грейди, и стянул с головы зеленый платок. Даже в темноте было видно, что у корней его рыжие волосы почти на палец были белыми. — Можно сколько угодно оправдывать это борьбой за высокие идеалы, но от правды не спрячешься: я перемерил столько чужих лиц, что позабыл, как выглядит мое собственное, и это ранит меня с каждым днем все сильнее. И хуже всего то, что зеркало мне не поможет… ведь его обратная сторона ничего не отражает. Я познаю лишь собственное бессилие перед лицом судьбы, но это не освобождает меня от необходимости продолжать путь, который всякий раз выбираю не я…
Черты его лица стали оплывать, как будто оно было восковым, и вскоре перед ними стоял совсем другой человек. Он не был похож и на того, кто пробрался в трюм «Невесты ветра», рискуя жизнью, и все же это был именно он — Хаген.
— И ты ошибся, хотя был очень близок к верному ответу, — раздались голоса стражей. — У вас остался последний шанс.
«Я мог бы многое сказать, — подумал Эрдан, с трудом удерживаясь от того, чтобы не впасть в панику. — У каждого человека есть то, что он скрывает от других и иногда от себя самого… но ведь им нужно вовсе не это, иначе любой смог бы дать верный ответ! Но чего же они хотят?»
— Кузнечик, — спокойно позвал Феникс, и юнга вздрогнул. — Не пора ли тебе раскрыть свой маленький секрет?
Мальчишка отступил на шаг. На его лице отразилась сильнейшая борьба чувств — казалось, он вот-вот лишится чувств от напряжения. Что же за секрет такой Крейн позволил ему хранить? Быть может, именно поэтому магус не стал возражать, когда юнга пробрался на белую лодку?
Но на что бы ни рассчитывал Крейн, Кузнечик медленно покачал головой.
— Я не готов, капитан, — тихо проговорил он. — Простите…
— Я знаю ответ.
Эсме заговорила так неожиданно, что даже сами стражи вздрогнули. Их невидимые лица обратились к целительнице, которая дрожала, как лист на ветру.
— Уверена?
— Да. — Она посмотрела на Кристобаля. — Капитан?
— Говори, — разрешил Феникс голосом, совершенно лишенным эмоций.
Все собравшиеся на поляне застыли в напряженном ожидании.
— Я не люблю смотреться в зеркала, — сказала девушка. — То, что я там вижу, — лишь пустая оболочка, лишенная мыслей и чувств, которых в избытке у любого человека. Эти мыслеобразы доступны ему самому и скрыты от окружающих, но в моем случае все наоборот. Я не вижу себя, не знаю и никогда не смогу узнать. Чужие мыслеобразы постоянно хозяйничают в моей душе, а свои я спрятала так глубоко, что теперь не могу отыскать. Поэтому смотреть на свое отражение мне невыносимо больно, ведь я… — она шумно втянула воздух. — Я не вижу там человека. Но это еще не все!
Она посмотрела на свою правую ладонь, как если бы та и впрямь была зеркалом, и со странной улыбкой продолжила:
— Зеркала врут. Они делают правое — левым, а левое — правым. Но если предположить, что отражают они не только внешнее, но и то, что внутри? Значит, оно тоже должно измениться на свою противоположность. А противоположностью дара, которым наделила меня Эльга… — лицо Эсме вдруг сделалось пугающе жестоким, — может быть только способность разрушать. Причем она должна быть столь же абсолютной, как и моя способность исцелять… она должна быть ужасающей.
…Творение и разрушение уравновешивают друг друга, иначе мир бы просто лопнул от переизбытка жизни. Знаешь, я в последнее время часть думаю вот о чем: раз уж тебе как целительнице дана немалая сила, кто же должен быть твоей противоположностью?..
— Если бы у моего отражения был затылок, он находился бы как раз по ту сторону зеркала, но увидеть его я не могу. Я вижу всегда лишь отражение собственного лица, но не затылка… — Она перевела дух и последнюю фразу почти прокричала: — Эта загадка адресована мне, потому что целитель — и есть отражение мира, полного боли и страдания… целитель и есть его противоположность, а значит, в некотором роде — зеркало!..
