Лошадь отчаянно забила крыльями, замахала копытами. Похоже, перспектива разбиться в лепешку ее тоже ничуть не прельщала.
Из ночи вынырнул херувим. Какое-то время он носился вокруг, наблюдая и словно получая удовольствие от незавидного положения, в котором очутился я. Потом гнусно ухмыльнулся и вдруг выпучил глаза.
— О, нет! Мы так не договаривались!
Я оглянулся и заметил с полдюжины высоченных, полупрозрачных фигур, решительно шагавших к Танферу. Это были не шайиры и не годороты. К членам Комитета, который изрядно опростоволосился, они, по-моему, также не относились. Походило на то, что большие начальники отвлеклись от своих дел — перестали заставлять людей приносить в жертву первенцев и бросили похищать девственниц, — чтобы навести порядок в небесном царстве.
Четырнадцатый подлетел ко мне и забрался под одеяло.
— Еще один нахлебник, — проворчал я. Это отвлекло меня от вопля, который я собирался издать.
Лошадь прилагала все усилия, чтобы удержаться в воздухе, но у нее ничего не получалось. Слишком большим было ускорение. Бам! Мы врезались в дерево, проделали в ветвях колею в полмили длиной. По счастью, ветви замедлили падение; вдобавок они были достаточно тонкими, иначе бы нам несдобровать. Мне повезло и в том, что в воду я погрузился только по уши.
Вынырнув, лошадь принялась отфыркиваться. Попка-Дурак высунулся из-под одеяла и завел тягучую тираду, состоявшую из всех бранных слов на тех пятидесяти языках, какие знал Покойник.
Да, старый хрыч пожил на свете в свое удовольствие.
Херувим взмыл над нами и начал вторить птице.
Виноват, естественно, был я.
Как всегда.
Признаться, я был слишком рад, что остался цел, чтобы обращать на них внимание. К тому же мне в голову пришла интересная мысль.
— Куда нас занесло?
— В болото, придурок, — отозвался Четырнадцатый.
Я и сам догадался. Над водой кружили москиты, достаточно крупные для того, чтобы питаться небольшими домашними животными. В остальном это было типичное карентийское болото. Если не считать редких ядовитых насекомых и змей, опасностей оно не представляло. Не то что болота на островах, где нам попадались змеи, длинные, как якорные цепи, и крокодилы, способные их проглотить.
Я обнаружил, что чувствую себя вполне сносно — разумеется, для человека, который едва не разбился насмерть и чуть было не утонул.
У лошади, как ни странно, хватило мозгов, чтобы не пытаться взлететь. Когда к ней вернулось дыхание, она обреченно заржала. К ее немалому удивлению, сверху послышалось ответное ржание. Четырнадцатый, не переставая браниться, взмыл в воздух и исчез среди ветвей. Через несколько минут он вернулся с самокруткой в зубах, что сразу вернуло ему прежний самодовольный вид.
— Сюда. — Лошадь поплыла, игнорируя мои требования.
Херувим вывел нас на сушу. Лошадь втянула крылья, превратилась в нормальное животное. К ней быстро возвращались силы. Пару минут спустя мы выбрались из-под деревьев. Лошадь пустилась вскачь — рысью, кентером, потом жизнерадостным галопом. Так продолжалось какое-то время; к моему облегчению, взлететь она не пробовала. Мы перевалили через холм, миновали распадок с фермой, а Кэт кружила у нас над головами. Путь лежал на юго-запад. Ночь и не думала кончаться.
Когда возделанные земли остались позади, я бросил взгляд на луну. Она стояла почти на том же месте, на каком я видел ее последний раз. Должно быть, мы забрались в эльфийский холм[3]. И покрыли громадное расстояние, ибо достигли тех краев, о которых ходила дурная слава. Во всяком случае, люди здесь не селились.
Впереди возникло призрачное сияние. Мне почудилось, будто холмы выстроились в кружок и смотрят на то, что находится посередине. Час от часу не легче.
Я ущипнул Попку-Дурака. Тот в ответ укусил меня за палец. По всей видимости, мысли Покойника сюда не доставали. Наконец-то! А то я уже отвык от того, что попугай излагает свои собственные, пускай не слишком вежливые соображения.
Очередной урок Гаррету: желать надо с умом, поскольку желания могут осуществиться.
Эти холмы скорее всего не что иное, как Бохдан Жибак. Что переводится на современный карентийский как «Призрачный Круг». Легенды утверждали, что в них с незапамятных времен творится нечто невообразимое. А к нашему прибытию, похоже, разожгли пресловутые Костры Судьбы.
Четырнадцатому туда соваться не хотелось, о чем он с готовностью оповестил всех, кто мог его слышать.
Кэт приземлилась. Мы спешились. Четырнадцатому она велела заткнуться — или убираться прочь. Я ухватился за стремя — на случай, если меня неудержимо потянет вниз. Ощущение было такое, словно я провел в седле несколько дней.
— Ты спасла меня от этих чокнутых богов только для того, чтобы принести в жертву на болоте?
— Успокойтесь, мистер Гаррет. Четырнадцатый, да замолчи ты наконец! Иначе отправлю тебя к твоим сородичам.
Это подействовало. Херувим умолк.
— Я спокоен, — возразил я, предварительно бросив на Кэт испепеляющий взгляд. — Девушка, перед тобой ветеран танферских баталий, а не какой-нибудь пустозвон вроде нашего общего приятеля. Из-за чего мне волноваться? Из-за того, что мы оказались на Призрачном Кругу? Из-за того, что нас чуть не угробила вспышка? Подумаешь, эка невидаль! Тут даже мышь не испугается.
Впереди мелькнула некая тень, явно куда-то торопившаяся. Толком я ее не разглядел, но того, что увидел, было достаточно, чтобы решить — знакомиться ближе у меня нет ни малейшего желания.
— Наши планы изменились, мистер Гаррет. Поначалу мама просто хотела вытащить вас из города. Но произошло непредвиденное.
— Ты о чем? В последнее время столько всего случилось. — Я извлек из-под рубашки Попку-Дурака, потом оглядел себя, пытаясь определить, какой ущерб он мне нанес. Ничего, жить буду, но попугая определенно следует придушить; я бы так и поступил, если бы он пришел в себя настолько, что мог бы оценить мои действия. А так пришлось посадить птичку на плечо. Вцепиться когтями ему ума хватило. Четырнадцатый вознамерился было примоститься на другом моем плече, но я без всякого зазрения совести согнал надоедливого херувима.
— Я разумею нарушение дисциплины. Ссора между богами переросла в конфликт, который ослабил преграду между реальностью и потусторонним миром. А это что такое? — Девушка ткнула пальцем в попугая.
— Дурная шутка.
— Извините?
— Попугай. Аргх! Стаксель на брамсель! И так далее в том же духе.
— Я очень рада, что у вас сохранилось чувство юмора. — Тон, каким были произнесены эти слова, говорил об обратном.
