– Иди разбуди Олуха, – сказал принц и отбросил в сторону одеяло. – Я знаю, ты считаешь, что мы должны спешить, но мне кажется, его нужно сначала как следует накормить. На пустой желудок Олух не может ни на чем сосредоточиться. Да и утро не самое лучшее его время. Так что давай хотя бы дадим ему позавтракать.
– По-моему, нам нужно хорошенько все обдумать… – начал Чейд, но Дьютифул его перебил:
– Фитц впервые меня о чем-то попросил. И я не намерен ему отказывать, лорд Чейд. Он получит то, о чем просит. Причем немедленно. Ну, насколько это возможно. Как только Олух позавтракает.
Дьютифул начал одеваться, и Чейд со стоном отбросил свои одеяла.
– Вы ведете себя так, будто я сам не подумал о том, чтобы помочь Барричу. А я подумал. Чивэл закрыл Баррича для Скилла. Неужели все, кроме меня, об этом забыли? – устало спросил Чейд.
– Но попробовать все же стоит, – упрямо заявил Дьютифул.
Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем был готов завтрак для Олуха. Пока он медленно и старательно поглощал его, я попытался объяснить Свифту, что мы собираемся сделать. Я боялся слишком его обнадеживать, а с другой стороны, хотел, чтобы он понимал, чем мы рискуем. Может так случиться, что измученное болью тело Баррича не справится с нашими попытками излечить его и он умрет. Мне не хотелось, чтобы мальчик думал, что я его убил.
Я полагал, что это будет трудно объяснить. Но на самом деле труднее всего было заставить Свифта слушать меня. Я попытался отозвать его в сторонку, потому что неподалеку представитель клана медведя занимался раненым островитянином, но Свифт отказался отойти от отца, и мне пришлось с этим смириться. Как только я упомянул, что принц Дьютифул, возможно, сумеет при помощи магии Видящих излечить его отца, Свифт пришел в такое волнение, что просто не услышал моего предупреждения о том, что у нас может ничего не получиться. Мальчик выглядел ужасно, под ввалившимися глазами залегли темные круги, и если ему и удалось немного поспать, вряд ли сон принес ему отдых. Когда я спросил его, ел ли он что-нибудь, Свифт лишь покачал головой, как будто даже сама идея отнимала у него силы.
– Когда вы начнете? – спросил он у меня в третий раз, и я сдался.
– Сразу, как только сможем, – ответил я, и в этот момент Чейд откинул полог палатки, которую мы поставили над санями, и вошел внутрь.
Дьютифул и Олух втиснулись следом за ним, и в палатке сразу стало невыносимо тесно.
– Давайте уберем палатку, – нетерпеливо махнув рукой, предложил Дьютифул. – Она будет только мешать.
Пока Свифт нетерпеливо кусал губы, мы с Лонгвиком собрали палатку и свернули ее, чтобы потом положить на сани. К тому моменту, когда мы закончили, слух о том, что мы собираемся сделать, облетел лагерь и вокруг нас начали собираться зрители. Мне совсем не хотелось устраивать представление, не говоря уже о том, чтобы открыть всем, что нас с принцем связывают гораздо более тесные отношения, чем отношения между будущим монархом и простым солдатом. Но выбора все равно не было.
Мы окружили Баррича. Уговорить Свифта отойти и позволить мне положить руки на тело его отца оказалось очень трудно, но в конце концов Уэб сумел увести его от саней. Они встали в стороне, Уэб – за спиной Свифта, положив руки ему на плечи, словно сын Баррича превратился совсем в маленького ребенка. Руки и Уит Уэба помогли мальчику успокоиться, и я поблагодарил мастера Уита взглядом. Он кивнул, принимая мою благодарность и показывая, что нам пора начинать.
Чейд, Дьютифул и Олух взялись за руки, словно собирались сыграть в детскую игру. В последний момент я с ужасом подумал о том, что мы собирались сделать, и постарался не обращать внимания на любопытные взгляды зрителей. Менестрель Кокл весь напрягся, как перед прыжком, и наблюдал за нами широко раскрытыми глазами. Островитяне, воины Хетгарда и те, кого мы спасли, следили за нашими действиями с подозрительностью. Пиоттр в окружении женщин замер неподалеку, причем его лицо было торжественным и сосредоточенным.
Когда я был на пару лет старше Свифта, я попытался по просьбе Баррича взять у него силу для Скилла, как это делал мой отец. У меня ничего не вышло, но не потому, что я не умел. Мой отец использовал Баррича в качестве «человека короля», источника физической силы, когда он прибегал к помощи Скилла. Но такой человек становится своего рода проводником для того, кто владеет Скиллом, и Чивэл закрыл Баррича для остальных обладателей Скилла, чтобы они не могли шпионить за ним через главного конюшего или напасть на наследного принца. Сегодня я попытаюсь сломать щит, выставленный моим отцом, противопоставив ему свою силу и силу группы Скилла Дьютифула и проникнуть в самые глубины души Баррича.
Я протянул руку, и Олух крепко сжал ее. Другую руку я положил Барричу на грудь. Мой Уит говорил мне, что он готов покинуть свое тело и остается там против собственной воли. Животное, в котором находился Баррич, было безнадежно ранено. Если бы это была лошадь, Баррич уже давно прекратил бы ее страдания. Я заставил себя отбросить все посторонние и неприятные мысли. Затем я постарался отключить свой Уит и максимально заострить восприятие Скилла. И принялся искать место, где бы я мог проникнуть в его тело.
И ничего не нашел. Я чувствовал присутствие остальных членов группы, их волнение и готовность начать действовать по первому моему сигналу, но не находил точки для приложения сил. Я ощущал Баррича, но мое восприятие словно скользило по гладкой поверхности, не в силах проникнуть внутрь. Я не знал, как мой отец закрыл его от воздействия Скилла, и не имел ни малейшего понятия, что нужно делать, чтобы убрать щит. Не могу сказать точно, сколько времени я бился в его стены, но в конце концов Олух выпустил мою руку, чтобы вытереть потную ладонь о куртку.
– Он какой-то очень трудный, – заявил он. – Давайте лучше этого, легкого, вылечим.
Не спрашивая ни у кого разрешения, Олух положил руку на плечо одного из островитян. Я не держал Олуха за руку, но в это мгновение услышал и почувствовал островитянина. Он уже давно сбился со счета, сколько лет назад стал рабом Бледной Женщины, и теперь в его голове метались самые разные вопросы: сумел ли его сын занять достойное положение в своем материнском доме и что стало с тремя сыновьями его сестры. Много лет назад он обещал научить их владеть мечом. Выполнил ли кто-нибудь другой его обещание?
Эти мысли мучили его не меньше раны, которую нанес ему воин из клана медведя. У него были располосованы грудь и плечо. Он потерял много крови и очень ослабел. Я понимал, что, если он найдет в себе силы жить, его тело сможет излечиться. И тут, не обращая никакого внимания на мои размышления, его рана начала затягиваться, словно прореха, которая вдруг сама собой решила соединить разорванные концы. Островитянин взревел и положил на нее руку. Куски мертвой плоти будто ожили и отпали, и я с ужасом наблюдал за тем, как с его лица отваливаются обрывки кожи. К счастью для нас, он был крупным человеком и вполне мог пожертвовать частью своих запасов.
Неожиданно он сел на своем тюфяке, сорвал засохшие бинты и отбросил их в сторону. Все, кто стал свидетелем этой дикой сцены, изумленно раскрыв рты, смотрели на него. Новая плоть сияла здоровьем новорожденного младенца – и нигде ни одного шрама, лишь бледная, лишенная волос полоска как будто разделила тело пополам. Островитянин изумленно разглядывал себя несколько мгновений, а потом с силой ударил в грудь кулаком, точно хотел проверить, не обманывают ли его глаза. Затем как был, босиком, соскочил с саней в снег.
В следующее мгновение он схватил Олуха и закружил на месте, а потом снова поставил на ноги. Он принялся благодарить маленького человечка на своем родном языке, называя его Руками Эды, – по правде говоря, я не очень понял, что означает эта фраза. Впрочем, Медведь все отлично понял и, подойдя к другому раненому, сорвал с него одеяло и жестом подозвал Олуха.
Олух даже не посмотрел на нас, но мне было не до него. Я не сводил взгляда со Свифта, в глазах которого увидел боль, – он потерял надежду. Тогда я протянул ему руку, но он молча отвернулся и подошел к Барричу. Опустившись рядом с отцом на снег, мальчик сжал потемневшие пальцы и вопросительно посмотрел на меня.
– Мне очень жаль, – сказал я, не обращая внимания на восторженные крики, сопровождавшие выздоровление второго раненого. – Он закрыт. Мой отец поставил защитные стены, которые отгородили его от других обладателей Скилла. Я не могу пробиться к нему и помочь.
Свифт отвернулся, его разочарование было таким сильным, что граничило с ненавистью; не только ко мне, но и к тем воинам, что поднимались, вернувшись к жизни, и к тем, кто радовался их выздоровлению. Уэб отошел от Свифта, оставив его наедине со своим горем и гневом, а я решил, что сейчас нет никакого смысла еще что-нибудь говорить.
Олух, похоже, понял, что нужно делать, чтобы использовать свой дар целителя, и с небольшой помощью Дьютифула занялся двумя слугами Бледной Женщины, которые накануне свели со своих лиц татуировки. Белая гладкая кожа появилась на месте сожженной, воспаленной плоти. Неожиданно из объекта презрения Олух превратился в живое воплощение Рук Эды. Я услышал, как Медведь просил у принца прощения за неуважение, которое они оказывали его слуге. Они не знали, что он обладает даром Эды, но теперь понимали, за что принц его так ценит и почему взял с собой на острова.
