Её улыбка стала чуть-чуть грустной.
— Это уж, позволь мне судить. Прошлая ночь была лучшей в моей жизни.
— А я думаю, что ты со мной измучился.
— Гермиона!
— Хорошо, хорошо, не сердись. А на счет Джинни — ты не представляешь, как я ей благодарна. Зимой…
Он понял, что она хочет что-то рассказать ему, но колеблется. Тогда он присел на постель и взял её ладонь похожим образом, как только что держала его жена. Гермиона тут же обратила на это внимание и отчего-то едва заметно покраснела.
— Ты что-то начала говорить?
— Даже не знаю… Зимой, когда она приезжала на рождественские каникулы, я осталась у вас на ночь. Ты был на дежурстве в Аврорате. Для меня её приезд был поводом лишний раз не ночевать дома. Ну и ты же понимаешь, что она всё знала. Мы разговорились уже поздно ночью, и я начала реветь. Ревела просто как маленькая. И она взяла и уложила меня рядом с собой. Успокаивала, как ребёнка. А я от этого плакала ещё сильнее. И потом… не знаю, как это произошло, но… её лицо оказалось так близко, и я…
— Гермиона? Продолжай, я слушаю.
— Боже, зачем я тебе рассказываю это?! Нет, думаю, тебе надо знать, о том, какая на самом деле твоя будущая жена… Короче, я поцеловала её. Чмокнула куда-то вв… уголок рта. Я думала, она меня ударит. Вытолкнет из постели. А она… ответила. Зачем-то. Ты можешь сказать, зачем, Гарри? Это был уже самый настоящий поцелуй.
— И что дальше?
— Ничего. Просто… я успокоилась и пошла спать. Но думаю, ты должен знать об этом. И что ты скажешь?
Он приподнял брови.
— С чего ты решила, что я буду как-то реагировать на это? Вполне милый эпизод. Это естественно.
— Естественно?! Но мне понравилось! Понравилось! И она тоже… Зачем она мне ответила? Это ненормально, Гарри! Может быть, мы правда все сходим с ума?
— Успокойся. Знаешь, я в таких делах не очень разбираюсь, но, думаю, кое-что я понял.
— И что же?
— Она сама это сказала. Только что. Она сказала, что мы с тобой похожи. Думаю, поэтому она испытывает к тебе чуть-чуть того же, что и ко мне. Это её может выводить из себя, но это есть.
— Да ты понимаешь о чём ты говоришь?! Это же… Нет! Я даже не хочу об этом думать!
— Знаешь, она мне тут о таких вещах призналась, прости, рассказать не могу, но я уже ничему не удивляюсь.
— Это связано с дневником, да?
— Да! — он поразился. — А ты откуда знаешь?
— Ты же не думаешь, что только я писала о сокровенном? Да я бы и сама догадалась.
— Каким же это образом, интересно?
— Ты забыл — я тоже таскала на себе хоркрукс.
— Ах да, действительно! Но с тобой же не было такого, как с ней. Даже близко.
— Кто тебе сказал?
Его рот сам собой приоткрылся от удивления.
— Не понял.
— Я же не рассказывала тебе, какие сны мне снились там, в палатке. Когда нас осталось двое, и пришлось таскать медальон по много часов. Не рассказывала, потому что такие вещи невозможно рассказать кому-то, с кем ты не настолько близок, чтобы… снять при нём одежду, например.
— То есть сейчас ты можешь рассказать?
— Ты уверен, что хочешь это услышать?
— Мм… тебе решать. Я же не знаю, что тебе снилось.
— А догадаться, что это вряд ли было что-то хорошее, ты не в состоянии?
— Ну, я не знаю, а вдруг это был я? С тобой вместе. Джинни вот чего-то такое фантазировала.
Гермиона вздохнула.
— Нет, Гарри, к сожалению, это был не ты. А не то чёрта с два я бы тебе на ночь давала его носить.
— Хитрюга!
— Да, я такая.
— Так ты всё-таки расскажешь?
— Только один сон. Мне снилось, что меня поймали егеря. Одну, в лесу. Сорвали одежду, привязали к опрокинутому дереву и…
— Достаточно!
— Хуже всего, что мне это нравилось, понимаешь? И не только это. Но и вторая часть, когда я, тайком освободившись, стала рвать им — спящим — горла заостренным сучком. Я вся была вымазана в крови и слизывала эту кровь со своих рук, от локтей и ниже, и наслаждалась, наслаждалась…
— Довольно!
— Когда я проснулась среди ночи, я наплевала на угрызения совести, сняла медальон и повесила тебе на шею. В конце концов, если бы я свихнулась, помощи от меня тебе бы не было совсем, не так ли?
— Чёрт!
— Да, Гарри, это только для тебя всегда были нипочем такие вещи, и мне почему-то кажется, что я догадываюсь, кто всегда был твоим покровителем. А другие получали заряд по полной.
— А сейчас? В смысле, последствия. Они есть?
— Нет, слава богу. Я отошла от этого наваждения довольно быстро, как только вы уничтожили хоркрукс. А вот Рон… похоже, он так до конца и не оправился!
— Ты хочешь сказать… то, как он изменился. Ох, я даже и подумать о таком не мог! А ты, когда ты это поняла?
— Довольно поздно. Но, Гарри, это же всего лишь предположения.
— Предположения или нет, но это многое объясняет. По крайней мере, можно теперь не ломать голову вопросом «как можно дойти до такого».
Вот как бывает! Их старый враг из могилы дотянулся до них, и нанёс свой удар! Через свою мерзкую магию он достал их спустя многие месяцы, погубил одного, а вторая осталась в живых буквально чудом. Оказывается, может и не было никакого «злодея Рона», есть жертва — Рональд Уизли, который потерял себя, не выдержал, сломался от нагрузки, от той мерзости, что вливалась в него день за днем. Возможно, он и бежать-то кинулся, оттого что испугался. Сам себя, того, что он может сотворить, не желая, не имея возможности себе помешать. И что именно вернуло его назад? Любовь или ненависть? Теперь уже вряд ли получится уточнить.
— Ты же носила его дольше. Почему он?
— Возможно, дело в том, что именно он наносил тот самый удар, не знаю. Но я не думаю, что он прямо так уж изменился. Просто эта дрянь, она обостряет в тебе то, что ты и так в себе носишь, иначе это можно было бы вылечить.
— Ага, хочешь сказать, что та сцена с егерями… что в тебе это есть?
— Ммм… Ты слишком многого от меня хочешь! Могу только сказать: если вдруг решишь… поэкспериментировать… в этом направлении…
У неё на щеках появились красные пятнышки.
— О! — только и смог произнести он.
— Гарри, ты помнишь, что я тебе сказала вчера? Делай всё так, как посчитаешь нужным. И не слушай мой лепет на этот счет.
— Хорошо-о! — протянул он.
— Пользуйся тем, что я сейчас очень слаба и говорю то, что правда думаю на этот счет. Потом моё благоразумие возьмет верх, и я начну отбрёхиваться. Не верь! Верь тому, что я говорю сейчас.
— А потом ты перережешь мне горло поутру, — заулыбался он.
— Мне есть кому вцепиться в глотку у себя на службе, поверь. Так что не волнуйся на этот счет.
— О'кей, Гермиона, я всё запомнил!
