Все. Мысль теряется. Не могу больше. Падаю на стоящее рядом с диваном кресло, кое-как снимаю сапоги и сворачиваюсь калачиком, закрываю глаза.
Эльф давно уснул на подушке Прозерпина, выбрав себе самую мягкую и удобную часть. Ну и ладно. Если что, я хр.....
12:03
Меня будит травник. Встрепанный, в белом балахоне и с огарком свечи в трясущейся руке, он спрашивает, куда делся больной.
- На диване спит.- удивленно.
- На диване его нет!
Зеваю, сажусь и сонно оглядываюсь по сторонам. А где ж он тогда?
12:34
Этот (вырезано цензурой) нашелся в кладовке. Сидит, лопает сосиски, запивая их вином.
Из-за этого (вырезано цензурой) нас выперли, пожелав на прощание подавиться съеденным провиантом.
14:34
И вот теперь мы скитаемся по улицам - ищем пристанище. Уточнила: нет ли у Прозерпина денег. Сказал, что нет, ибо малость поиздержался.
16:49
Вру напропалую, что умею буквально все и беру ну очень недорого. Толстый лысоватый мужик стоит в дверях, задумчиво почесывая подмышку, размышляя: стоит ли пускать нас в дом, Кноп сидит в капюшоне и не высовывается-боится. Тут почему-то на него довольно странно реагируют. Уличные мальчишки его раза три чуть не поймали на рынке, при этом они вслух мечтали о том, что оторвут ему крылья, сдуют их со своей грязной ладошки и загадают желание, которое обязательно сбудется. В результате у Кнопа шоковое состояние.
- А бедокурить не будешь? - Подозрительно.
- Не буду.
- А убираться будешь?
Еще раз изучаю объявление о найме домработницы, найденное мною непосредственно на двери этого дома. Да нет. Вроде все верно. Значит, хозяин туповат.
- Буду.
- И стирать?
-Да.
- И готовить?! - С вожделением.
Я еще и повариха? Бросаю взгляд на паладина. Тот сполз по стене дома вниз и в данный момент сидит на корточках и тяжело дышит. Дождик накрапывать начал... ему нужно в тепло. Срочно.
- И готовить буду. Если пустишь нас обоих.
- А он-то мне зачем?
- Иначе я уйду.
Дверь захлопнулась. И так обидно стало. Прямо перед носом! Вот взял и захлопнул. Тоже мне, король и соправитель. Придет день и не я у тебя, а ты у меня работу вымаливать будешь. Гад.
Подхожу к Пину (это я его так про себя называю), протягиваю ему руку и помогаю встать.
- Куда теперь? - тяжело дыша и повиснув на мне всей тяжестью своего далеко не хрупкого тела.
- В таверну.
- У нас нет денег.
- Я в курсе.- меня качнуло под его тяжестью.
Пин хмыкнул и попробовал опираться на ноги сильнее. Хорошо хоть выспаться удалось.
18:01
В таверне мне дали ключи от комнаты под лестницей и позволили набрать на кухне объедков в обмен на мое согласие мыть посуду и разносить пиво.
Работа, как работа. Бывает и хуже. Зато Пин лежит на матрасе и наконец-то спит.
Вытаскиваю из кармана небольшой пузырек с синеватой жидкостью. Именно этой гадостью травник всю ночь и лечил Пина. Я точно помню. Так, что продолжу начатое авось так он быстрее поправиться.
Кноп что-то там ворчал про школу, про опоздание и некоторых идиотов, с которыми нужно возиться, как с малолетними детьми. Я не слушала. Мне было фиолетово на все, так как пришлось и впрямь разносить подносы между столиков, стойко сносить нехилые удары и щипки за зад. И, плюс ко всему, почти всю ночь мыть посуду. Застрелиться!
И фигушки вам, а не посудомоечная машина.
Понедельник.
12:23
Пин убеждает меня, что ему стало хуже. Делаю вид, что верю, хотя очень хочется проверить лично. Лоб вроде бы не горячий. Вздыхаю, смотрю его на совершенное лицо с любопытными сапфировыми глазами и иду на кухню домывать кастрюли. Я ему поесть принесла, и попить, а еще оставила Кнопа рядом.
15:23
Ему плохо. У него нога отнялась. Ковылял очень убедительно.
Сказал, что вообще он слишком слаб, чтобы встать. Зато ест за четверых, если не за семерых.
17:10
Все. Я так больше не могу. Я за всю жизнь столько посуды не мыла, сколько за последние сутки. На руки страшно взглянуть. Запах прогорклого масла и подгоревшего мяса стал практически частью меня. Из общей кутерьмы, толкучки, криков, грохота и разговоров почему-то запомнились черные зубы улыбающихся поварят, ругань толстой поварихи и гогот троллей, заказывающих море дешевого пойла, один запах которого способен свалить лошадь.
Глаза слезятся, одежда вся в жирных пятнах. От запаха еды воротит, насекомые снуют туда-сюда, попадая в тесто, гарниры, подливку и мясо. Меня тошнит при мысли о том, что это вообще можно есть, поэтому еду себе и Пину готовлю сама. Получается не фонтан, но я хотя бы уверена, что она нигде не валялась, никто на нее не наступил, в ней нет червей, и тараканы не упали с полки.
Гадость.
Стою, упираясь рукой в деревянную стену, тяжело дышу. Еще и живот разболелся. Во общем мне плевать, что у него слабость. На вид - он вполне здоров и лопает за троих - не меньше. Так что лично я сматываюсь, а Прозерпин пусть делает что хочет.
17:23
В комнате его нет.
Удивленно оглядываюсь по сторонам. В таверне нарастает возбужденный гул. В такую рань? Обычно народ начинает подтягиваться ближе к ночи. А в полночь здесь и вовсе не протолкнуться. Еще бы. Место дешевое и хозяину плевать, если будет затеяна пара драк и заключена пара сделок о продажи рабов прямо под носом у стражи.
Да что там происходит-то? Открываю дверь, щурясь от света и оглядываюсь по сторонам. В каморке темно. Очень.
Эмм... Пин?
Парень стоит посреди таверны. В штанах, рубашке навыпуск и мечом в руке. Вид у него довольно бодрый, народ вокруг гудит и слушает речь паладина.
- Работорговля - зло. Глаза сощурены, зубы сжаты. Смотрит в упор на какого-то старичка.
Старичок же с каким-то нездоровым любопытством рассматривает паладина.
- Неужели вы не понимаете, что ваши жены... дети, братья и сестры тоже могут рано или поздно приглянуться такому, как он. - В сторону старичка указали острым краем меча. - И если в этом зале нет никого, кто постоит за честь и свободу граждан нашего королевства,... то это сделаю я.
Стою, прислонившись плечом к косяку, соображаю, что нам теперь за это будет. Судя по всему, у старичка в таверне крутится немало народа, готового лично доказать Прозерпину, что тот в корне не прав.
- А если мы покупаем ведьм? У родственников, конечно. - Старичок вежливо улыбнулся, обнажая желтые неровные зубы и поглаживая край стол. - Что тогда скажет наш защитник сирых и убогих?
Краем глаза наблюдаю за возникшим в таверне движением. Люди в черных плащах целенаправленно продвигались ближе к столу, распихивая локтями зевак. Все. Хана Пину. Вот, что я скажу. Их человек десять. Вряд ли паладин после тяжелого ранения сможет за себя постоять
Опускаю голову и достаю из кармана эльфа. Тот как раз ест конфеты, которые я утащила из шкафчика одной из поварих. Лицо Кнопа переполняет блаженство, а глаза довольно сощурены.
