– Тем временем Кэткарт занялся своим делом, а поскольку двое тупиц из Огасты вернулись в то самое место, откуда прибыли, он не возражал против моего присутствия. При условии, что я ничего не напечатаю в газете без его одобрения. Разумеется, я согласился и, само собой, не напечатал.
– Начав с головы, Кэткарт первым делом вытащил кусок мяса, который док Робинсон ранее обнаружил в горле этого парня.
– «Вот тебе и причина смерти, Винс», – сказал мне Кэткарт, и церебральная эмболия (до которой он докопался гораздо позже, после того как я уехал, чтобы успеть на паром к Лосиному острову) не изменила его мнения. По словам Кэткарта, окажись рядом человек, который воспользовался бы приемом Геймлиха – или сумей покойник провести его сам, – не лежал бы он сейчас на стальном столе с канавками по краям.
– «Далее, содержимое желудка, позиция один, и под этим я подразумеваю то, что находится наверху, полуночный перекус. Эта пища еще не начала перевариваться, когда наш человек умер, и все процессы остановились. Просто стейк. Возможно, шесть или семь кусков, хорошо пережеванных». Кэткарт полагал, что съедено порядка четырех унций.
– «Наконец, содержимое желудка, позиция два, и мы говорим об ужине. Эта часть пищи в значительной степени переварилась…» Я не хочу вдаваться в подробности, но смысл в том, что доктор Кэткарт все равно смог определить, что поужинал покойный рыбой с салатом и картофелем фри, за шесть-семь часов до смерти.
– «Я не Шерлок Холмс, док, – говорю я, – но уверен, что могу предложить более точную догадку».
– «Правда?» – в его голосе слышится скепсис.
– «Ага, – киваю я. – Думаю, он поужинал в «Керлис» или «Дженс», что на набережной, или в «Янкос», что на Лосином острове».
– «Почему именно там, если в радиусе двадцати миль пять десятков ресторанов подают на ужин рыбу даже в апреле? – спрашивает он. – Почему не в «Серой чайке», если на то пошло?»
– «Потому что «Серая чайка» не опускается до того, чтобы подавать рыбу с картофелем фри, – говорю я, – а покойник ел именно это».
– Знаешь, Стеффи, до этого момента я держался, но тут меня начало мутить. «В тех трех заведениях, которые я упомянул, продают рыбу и картофель фри, – говорю я, – и я уловил запах уксуса, как только ты вскрыл его желудок». Тут пришлось рвануть в маленький туалет, где меня вырвало.
– Но я оказался прав. Тем же вечером я проявил «фото спящего» и на следующий день показал в едальнях, где предлагали рыбу и картофель фри. В «Янкос» никто его не видел, но девушка в «Дженс», которая продавала еду на вынос, узнала сразу. Она сказала, что его заказ состоял из рыбной корзинки с чипсами и бутылки колы или диет-колы, она точно не помнила, и обслуживала она его во второй половине дня, ближе к вечеру. Он сел за один из столиков и ел, глядя на воду. Я спросил, говорил ли он что-нибудь, и она ответила, что нет, разве что «пожалуйста» и «благодарю». Я спросил, не заметила ли она, куда он пошел после того, как поел – где-то в половине шестого, – и она ответила, что нет.
Винс посмотрел на Стефани.
– Я думаю, он пошел к пристани, чтобы успеть на шестичасовой паром к Лосиному острову. Времени как раз хватало.
– Ага, я всегда так и думал, – вставил Дейв.
Стефани выпрямилась, словно ее осенило.
– Дело было в апреле. В середине апреля на побережье штата Мэн, но его нашли без пиджака. Он был в пиджаке или куртке, когда его обслуживали в «Дженс»?
Мужчины улыбнулись, словно она только что решила сложное уравнение. Но Стефани знала, что их работа – даже на скромном уровне «Островного еженедельника» – состояла не в решении уравнений, а в выявлении того, что следовало решить.
– Это хороший вопрос, – кивнул Винс.
– Отличный вопрос, – согласился Дейв.
– Я приберегал эту часть, – продолжил Винс, – но раз это не история в полном смысле этого слова, приберегать хорошие части нет нужды… и если ты хочешь получить ответы, дорогуша, то магазин закрыт. Девушка, выдававшая заказы в «Дженс», точно не помнила, а остальные не помнили его вообще. Я полагаю, мы должны считать, что нам еще в каком-то смысле повезло. Если бы он подошел к ее прилавку в середине июля, когда в таких заведениях миллион людей и все хотят рыбную корзинку с картофелем фри, сандвичи с лобстером и мороженое, она запомнила бы его при одном условии: если бы он скинул брюки и показал ей зад.
– Может, не запомнила бы и тогда, – сказала Стефани.
– Это правильно. Как бы то ни было, она запомнила его самого, а не одежду. Я не слишком на нее нажимал, потому что она могла что-то вспомнить, чтобы доставить мне удовольствие… или чтобы я от нее отстал. Она сказала: «Вроде бы он был в светло-зеленой куртке, мистер Тиг, но я могу ошибиться». И она могла ошибиться, но ты знаешь… я склонен думать, что так оно и было. И он действительно подходил к прилавку в зеленой куртке.
– Тогда где она? – спросила Стефани. – Эта куртка нашлась?
– Нет, – ответил Дейв, – так что, возможно, куртки и не было. Хотя я представить себе не могу, что он делал в апрельскую ночь на продуваемом холодным ветром берегу в одной рубашке.
Стефани повернулась к Винсу, ей хотелось задать тысячу вопросов – все срочные и ни одного четко сформулированного.
– Чего улыбаешься, дорогуша? – спросил Винс.
– Не знаю. – Она помолчала. – Нет, знаю. У меня такая чертова прорва вопросов, что я не знаю, с какого начать.
Оба старика расхохотались. Дейв вытащил большой носовой платок из заднего кармана и вытер глаза.
– Как тебя проняло! – воскликнул он. – Да, мэм! Вот что я тебе скажу, Стефф. Почему бы не представить себе, что ты на Благотворительной осенней распродаже и участвуешь в лотерее, главным призом которой является набор пищевых контейнеров «Тапперуэр»? Просто закрой глаза и вытащи билетик из круглого аквариума.
– Хорошо, – кивнула Стефани и если не полностью, то частично последовала совету.
– А отпечатки пальцев мертвеца? Стоматологическая карта? Я думала, если речь идет об опознании мертвецов, такие сведения тут же дают результат.
– Большинство людей так думает, и, наверное, обоснованно, – ответил Винс, – но ты должна помнить, Стефф, что мы говорим о восьмидесятом годе. – Он улыбался, но его глаза оставались серьезными. – Никакой тебе компьютерной революции, я уж не говорю об Интернете, этом удивительном инструменте, который молодежь вроде тебя воспринимает как что-то само собой разумеющееся. В восьмидесятом могли сверить отпечатки пальцев и стоматологическую карту нелича – так в полиции называют неопознанную личность – с отпечатками и картой человека, которым этот нелич мог быть, но проверка по картотекам разыскиваемых преступников в полицейских управлениях заняла бы годы. И мы говорим об одном человеке, а сколько их ежегодно пропадает в Соединенных Штатах? Даже если ограничить список мужчинами от тридцати до сорока лет. Нереально, дорогуша.