Лю-Цзе свернул из главного коридора в боковой и коснулся ладонью двух огромных полированных дверей красного дерева. Потом оглянулся. Лобсанг замер на месте в нескольких шагах за его спиной.
— Ну, ты идешь?
— Но сюда даже донгам запрещено входить! — воскликнул Лобсанг. — Ты должен быть, по крайней мере, тингом третьего дьима!
— Ну да, ну да. Но здесь можно срезать. Пойдем, а то сквозняк слишком сильный.
Крайне неохотно, ожидая в любой момент услышать гневный и властный окрик, Лобсанг поплелся за метельщиком.
Подумать только, всего-навсего метельщик! Один из людей, подметавших полы, стиравших белье и чистивших отхожие места! Никто ведь никогда даже не упоминал об этом! Послушники слышали легенды о Лю-Цзе с самого первого дня своего пребывания в монастыре — о том, как он распутывал самые запутанные временные узлы; как умело лавировал на перекрестках истории; как обращал время вспять одним словом и как потом на основе этого умения создал самое тонкое из всех известных боевых искусств…
…И этот человек оказался тощим старичком неопределенной этнической группы, этаким человеческим эквивалентом дворняги, в некогда белой, но сейчас захваченной пятнами и заплатами одежде и поддерживаемых бечевкой сандалиях. А эта его дружелюбная улыбка, как будто он все время ждал, что вот-вот произойдет нечто замечательное… И никакого пояса, только веревка, чтоб полы не развевались. Немыслимо! До серого донга любой послушник дослуживался, причем некоторые — в самый первый год обучения!
В додзё было полным-полно оттачивавших свое мастерство старших монахов. Лобсанг едва успел отскочить в сторону, когда мимо него пронеслась пара бойцов, руки и ноги их мелькали с невообразимой скоростью, нарезая время на все более тонкие ломтики; каждый пытался найти слабое место в обороне противника…
— Эй! Метельщик!
Лобсанг испуганно оглянулся, но окрик был адресован Лю-Цзе. Тинг, который, судя по новенькому поясу, только что получил третий дьим, с побагровевшим от ярости лицом наступал на старичка.
— Да как ты посмел войти сюда, чистильщик нечистот? Тебе запрещено быть тут!
Улыбка на лице Лю-Цзе слегка изменилась. Он выудил из-за пазухи небольшой кисет.
— Решил срезать путь, — пояснил он, достав из кисета щепотку табака. Похоже, он собирался скрутить самокрутку прямо на глазах у разъяренного, нависшего над ним тинга. — А у вас тут грязновато. Я определенно должен поговорить с человеком, который отвечает за уборку местных полов.
— Да как ты смеешь меня оскорблять! — завопил монах. — Убирайся к себе на кухню, презренный метельщик!
Лобсанг, съежившийся от страха за спиной у Лю-Цзе, вдруг понял, что в додзё стало очень тихо и взоры всех монахов обратились к ним. Кое-кто перешептывался. Восседающий в своем кресле наставник додзё — его можно было узнать по коричневого цвета одеяниям — равнодушно наблюдал за происходящим, подперев голову рукой.
Двигаясь утонченно и неторопливо, подобно самураю, создающему изысканный букет, Лю-Цзе аккуратно раскладывал табачные крупинки на листочке тончайшей папиросной бумаги. Что, разумеется, еще больше выводило из себя.
— Если не возражаешь, я предпочту выйти вон через ту дверь, — сказал он.
— Подумать только, какова дерзость! Значит, ты хочешь драться, о злейший враг грязи?
Монах отскочил назад и поднял руки, приняв стойку Хека. Резко повернувшись, он нанес удар ногой по висевшему рядом кожаному мешку, причем настолько сильный, что цепь, поддерживающая мешок, лопнула. Монах снова повернулся лицом к Лю-Цзе; руки его изогнулись, говоря о том, что он собирается начать атаку Змеи.
— Аи! Шао! Хай-иии… — завопил он.
Наставник додзё поднялся.
— Остановись! — велел он. — Ужели ты не хочешь узнать имя человека, которого собираешься уничтожить?
Боец, не меняя позы, свирепо посмотрел на Лю-Цзе.
— Мне ни к чему знать имя какого-то метельщика, — заявил он.
Лю-Цзе наконец скрутил тоненькую самокрутку и подмигнул разъяренному монаху, чем распалил его еще больше.
— Знать имя метельщика есть большая мудрость, о юноша, — сказал наставник додзё. — И мой вопрос был адресован не тебе.
ТикДжереми уставился на простыни.
Они были испещрены словами. Написанными его рукой.
Надписи переходили на подушку, а потом и на стену. Были и эскизы, оставившие штукатурке глубокий след.
Свой карандаш он нашел под кроватью. Он умудрился заточить его. Во сне. Он заточил карандаш во сне! И, судя по виду карандаша, он писал и рисовал несколько часов кряду. Конспектируя свой сон.
На краю стеганого одеяла обнаружился список необходимых деталей.
Сон, когда он его видел, был абсолютно понятен и прост. Словно молоток, палка или Гравитационный Регулятор Колесника. Джереми как будто старого друга встретил. А теперь… Он уставился на собственные каракули. Он писал настолько быстро, что не обращал внимания ни на пунктуацию, ни на пропущенные буквы. Но некоторый смысл уловить было можно.
Он читал о подобных явлениях. Основой многих величайших изобретений были сны или грезы. Взять, к примеру, Гепцибу Герпеса. Идея часов с регулируемым маятником пришла ему в голову, когда он, подрабатывая на общественных началах, управлял виселицей. А Вильфрам Белибертон? Разве он не говорил, что идея Рыбохвостного Регулятора пришла ему после того, как он обожрался лобстерами?
Да, во сне все было предельно ясно и понятно. А день показал, что предстоит еще немало потрудиться.
Из крохотной кухни за мастерской донесся звон посуды. Он поспешил вниз, волоча за собой простыню.
— Обычно я… — начал было Джереми.
— Тофт, фэр, — объявил Игорь, поворачиваясь к нему от плиты. — Флегка подрумяненный, йа полагайт.
— Откуда ты знал?
— Игорь умейт предугадывайт пожелания мафтера, фэр, — сказал Игорь. — Какая вундебар кляйне кюхен, фэр. Никогда не видайт ящик ф надписью «Ложки», в котором лежайт только ложки.
— Игорь, а ты умеешь работать со стеклом? — вдруг спросил Джереми, не обратив внимания на последнее замечание.
— Найн, фэр, — ответил Игорь, намазывая тост маслом.
— Нет?
— Йа не просто умейт работайт стекло, сэр, йа чертовфки здорово его работайт. Многие мои мафтера требовайт вефьма… фпецифичефкий прибор, который ты нигде не дофтавайт. А что именно надобляетфя?
— Как насчет попробовать построить нечто подобное? — спросил Джереми, расстилая на столе простыню.
Тост выпал из черных ногтей Игоря.
— Что-нибудь не так? — встревожился Джереми.
