— Так он был безумным или нет?
— Эх, фэр, кто ж теперь это знавайт… — абсолютно равнодушно пожал плечами Игорь.
— А Чиканутый Барон Хаха? В графе «Причина Увольнения» указано, что он погиб под обломками сгоревшей мельницы.
— То бывайт результат нелепой ошибки, фэр.
— Правда?
— Йа, фэр. Насколько мне извефтно, толпа принимайт его за Орущего Доктора Берферка.
— О, понятно. — Джереми опустил взгляд. — На которого, как я вижу, ты тоже успел поработать.
— Йа, фэр.
— И который умер от заражения крови.
— Йа. Виной вфему грязные вилы, фэр.
— А… Шампур Пронзила?
— О, фэр, предфтавляйте фебе, на фамом деле он управляйт шашлычной!
— Что, правда?
— Йа. Только не фовфем обычной.
— То есть он тоже был чокнутым?
— А. Фледует признавайт, ф ним не вфе бывайт в порядке, но Игорь никогда не подвергайт критика фвой герр или фрау. Так глафийт Кодекф Игорей, — объяснил он терпеливо. — Ефли б мы бывайт похожи, фтарый добрый мир фтавайт бы таким фкучным мефтом!
Джереми совершенно не понимал, что ему делать дальше. Он плохо умел разговаривать с людьми, и этот разговор, за исключением беседы с леди ле Гион и пререканий с господином Соаком по поводу ненужного сыра, был самым длинным за весь прошедший год. Возможно, все это потому, что Игорь не совсем вписывался в категорию людей. До сегодняшнего дня Джереми как-то не думал, что значение «люди» способно включать в себя существ, на которых швов больше, чем на дамской сумочке.
— Не знаю, найдется ли у меня для тебя работа, — признался он. — Я получил новый заказ, но вообще не представляю, как… Кроме того, я не сумасшедший!
— Это вовфе не обязательное уфловие, фэр.
— У меня даже есть специальная бумага! В которой написано, что я абсолютно здоров.
— Очень мудро, фэр.
— Такую бумагу кому попало не дают!
— Вфе верно, фэр.
— И я принимаю лекарство.
— Вефьма разумно, фэр, — похвалил Игорь. — Йа ходийт готовить завтрак, яволь? Пока ты одеваешьфя… мой мафтер.
Джереми поспешно запахнул полы влажного халата.
— Я скоро спущусь, — сказал он и поспешил вверх по лестнице.
* * *
Игорь окинул взглядом стеллажи с инструментами. Не увидел на них ни пылинки. Напильники, молоточки и щипчики были разложены по размерам, детали на верстаке располагались с геометрической точностью.
Он открыл ящик и увидел идеально ровные ряды винтиков.
Обвел взглядом стены. Они были голыми, если не считать полок с часами. Это не могло не удивлять — даже у Слюнявого Доктора Флюида на стене висел календарь, единственное цветовое пятно в прочей довольно-таки унылой обстановке. Да, нельзя не признать, что календарь выпустила компания «Кислотные Ванны и Смирительные Рубашки» из Омерзбурга, и в цветовом пятне преобладали кровавые оттенки, но тем не менее это было хотя бы какое-то признание того, что за четырьмя стенами существует внешний мир.
Игорь был озадачен. Он никогда раньше не работал на вменяемого человека. Он работал на многих… ну, мир, как правило, называл их сумасшедшими, работал на нескольких нормальных людей, которые были вовлечены лишь в незначительные и социально приемлемые безрассудства, но он не мог припомнить, чтобы когда-либо работал на абсолютно вменяемого человека.
Ну да, все логично. Если привычка вставлять винты себе в ноздри считается сумасшествием, то привычка хранить их в аккуратных ячейках, каждый под своим номерком, — это признак вменяемости, поскольку является полной противоположностью…
Ха. Да нет же. Ничего подобного.
Игорь улыбнулся. Он начинал чувствовать себя как дома.
ТикМетельщик Лю-Цзе был занят тем, что пропалывал свои любимые горы в саду Пяти Неожиданностей. Метла стояла у изгороди.
Над ним и садами монастыря возвышалась огромная каменная статуя Когда Вечно Изумленного. Глаза статуи были широко распахнуты, а лицо вытянуто в окаменевшем выражении приятного изумления.
Выращивание гор в качестве хобби привлекает, как правило, тех людей, про которых в нормальных обстоятельствах говорят: «У них слишком много свободного времени». Но у Лю-Цзе времени не было вообще. Для него время являлось тем, что обычно происходило с другими людьми; он относился ко времени так, как находящиеся на берегу люди относятся к морю. Оно было большим, всегда было рядом, иногда было очень приятно потрогать его пальцем ноги, но жить в нем?.. Упаси боги. Кроме того, от него кожа покрывалась морщинками.
В данный момент, непрекращающийся и постоянно воссоздаваемый заново в залитой солнцем безмятежной долине, Лю-Цзе возился с крошечными зеркалами, лопатками, морфическими резонаторами и прочими куда более странными устройствами, предназначенными для того, чтобы горы вырастали максимум в две ладони.
Вишневые деревья по-прежнему пышно цвели. Здесь они цвели всегда. Со стороны храма донесся удар гонга. Стайка белых голубей сорвалась с крыши монастыря.
На горные кручи упала тень.
Лю-Цзе взглянул на незваного гостя и сразу принял универсальную смиренную позу. Над ним стоял мальчишка в одеянии послушника. На лице мальчишки застыло раздражение.
— Да, господин? — спросил Лю-Цзе.
— Я ищу того, кого называют Лю-Цзе, — ответил мальчишка. — Хотя лично мне кажется, что такого человека не существует.
— Я сумел вырастить ледник, — похвастался Лю-Цзе, не обратив внимания на последнюю фразу. — Долго его растил. Видишь, господин? Он не больше дюйма в длину, а уже создает для себя крохотную долину. Изумительно, не правда ли?
— Да-да, очень красиво, — сказал мальчишка, проявляя разумную снисходительность к стоящему ниже. — Это ведь сад Лю-Цзе?
— Ты имеешь в виду Лю-Цзе, который славится своими горами-бонсай?
Послушник поднял взгляд от выставленных в ряд небольших тарелок на морщинистое лицо улыбающегося ему старика.
— Так ты и есть Лю-Цзе? Не может быть, ты же простой метельщик! Я видел, как ты убирался в наших спальнях. Видел, как тебе отвешивали пинки!
Лю-Цзе, очевидно не расслышав мальчика, поднял с земли тарелку не больше фута в поперечнике, на которой курился крошечный конус из пепла.
— А как тебе это, господин? — поинтересовался он. — Вулкан. Вырастить его было невдолбенно трудно, прости мой клатчский.
Послушник сделал еще один шаг, наклонился и заглянул метельщику прямо в глаза.
Лю-Цзе было крайне сложно привести в замешательство, но именно это сейчас и произошло.
— Ты — Лю-Цзе?
— Да, малыш. Я — Лю-Цзе.
Послушник сделал глубокий вдох и протянул тощую руку с зажатым в ней крошечным свитком.
